но он не появлялся. Элис вспомнила о Пердю, сбежать не попрощавшись с единственной подругой было не в её правилах.

Она направилась к слинфобачку; сила телепатического воздействия действовала даже на территории Теремов, — чиновница сама звонила ей по видеосвязи. Волна успокоения пробежала по телу, — весёлый нрав мадам всегда приводил её в чувства в нужную минуту.

Элис ответила на звонок и вдруг шарахнулась от экрана, как от прокажённого, — лицо Пердю изменилось до неузнаваемости: грязные патлы торчали в стороны, как сгоревшие электрические провода, тёмно-зелёные подтёки под глазами свисали до уровня ноздрей, кожа потрескалось от слёз, как дешёвое белило.

Чиновница выла, как сигнал бедствия, ком в горле коверкал истеричные причитания. Элис потеряла остатки самообладания, схватила слинфобак руками и затрясла изо всех сил, словно пыталась привести подругу в чувства.

— Что это значит, Пер! Я ни черта не понимаю!

Пердю не могла говорить, она направила камеру на рабочий стол в комнате для помёта.

На столе лежал Беркут. Одна голова находилась без движения, вторая выгнулась, как от эпилептического припадка и жадно хватала клювом воздух. Зрачки выкормыша были неестественно широко раскрыты, из глаз текли слёзы. Двуглавый еле шевелил крыльями, словно прощался с мадам. Пердю гладила его по шее и громко всхлипывала, словно разговаривала с обрубышем на беглом птичьем языке.

Стоны пернатого разносились по комнате, заглушая музыкальный генератор, из которого, словно в насмешку звучала издевательская патриотическая песня Братства:

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца

И степи с высот огляди.

Навеки умолкли веселые хлопцы,

В живых я остался один.

Беркут запищал и захлопал крыльями, словно пытался взлететь, но испустил лишь жидкую струю на платье чиновницы. Пердю всхлипнула, песня зазвучала ещё громче:

Орлёнок, орлёнок, блесни опереньем,

Собою затми белый свет.

Не хочется думать о смерти, поверь мне,

В шестнадцать мальчишеских лет.

Элис вспомнила, как чиновница неистово гоняла выкормыша шестом, ей стало жаль птицу. Пердю, словно в бреду, достала из алмазной банки червя и всунула в клюв пернатому. Беркут поднялся из последних сил и попытался встать на ноги. Мёртвая голова свисала, как сломанный маятник настенных часов. Звуковой генератор не умолкал:

Орлёнок, орлёнок, гремучей гранатой

От сопки врага отмело.

Меня называли орлёнком в отряде,

Враги называют орлом.

Беркут шатаясь пошёл по столу, но грузно упал не сделав и трёх шагов.

— Всё пропало! — неожиданно закричала Пердю.

Крик сливался с военной песней братских партизан:

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,

Ты видишь, что я уцелел.

Лети на станицу, родимой расскажешь

Как сына вели на расстрел.

Двуглавый издыхал, чиновница сидела опустив голову.

— Прекрати истерику и объясни, что происходит! — сорвалась Элис. — У меня мало времени и такая жопа, что тебе и не снилась!

Пердю словно не слышала её слов:

— Мне конец Эля. Меня подставили, Главнюк воспринял подарок, как знак тайной недоброжелательности. Это мне передал говнодав-ассинезатор, вместе с моим изувеченным малышом.

Мадам показала рукой на беркута и зычно зарыдала. Она вдохнула кокаин прямо из мат-рюшки, остатки посыпала на клюв выкормышу. Пернатый на несколько секунд пришёл в себя, сглотнул пыльцу и благодарно пискнул в ответ. Лапы скрючились от наркотика, головы завязались узлом, крылья свисали со стола как выстиранное бельё.

Чиновница запаниковала:

— Эля, за мной придут, я осталась одна, Эля! Вы улетели, даже попа нигде нет. Я беззащитна, они переломят мне шею как сделали это с моим мальчиком!

Элис знала, что чиновница больше убивается по выброшенным на ветер деньгам, чем по своему питомцу, но это уже не имело значения. В любую секунду за ней могли прийти агенты Потроха-Петруши и бросить в “Кричащую Тишину”.

— Я не оставлю тебя здесь одну, — сказала Элис.

Устройство, которое вручил ей поп, издало громкий сигнал, похожий на рёв пожарной тревоги, одновременно с ним замигала зелёная лампочка на мониторе.

У Пердю начиналась наркотическая истерика. Она упала на колени и сложила руки в молитвенном жесте:

— Эля, спаси меня! Ты должна приехать с Ромом, сегодня! Пожалуйста, Эля. Мне переломят хребет, как беркуту! У меня гора в Агонии, об этом никто не знает. Мы улетим со Стэлом, нам всем на десять жизней хватит, Эля!

Сигнал зазвучал ещё сильнее, лампочка замигала жёлтым цветом.

— Я прилечу за тобой, — крикнула Элис, бросив взгляд на Беркута, и заметалась по комнате, пытаясь собрать хоть какие-то вещи в дорогу. — Запрись в моей комнате, там будут искать в последний момент.

Сигнал стал похож на звук воздушной тревоги, лампочка замигала красным цветом. Элис вспомнила, что должна была выйти из номера через три минуты с момента первого сигнала. Звонок Пердю спутал все мысли, три минуты давно истекли. Ей стало страшно, она оцепенела и застыла на месте.

Дверь внезапно распахнулась, кто-то с силой пнул её ногой, сломав замок. В комнату вбежал разъярённый поп, схватил Элис за руку и потащил за собой.

— Я не полечу без неё, — закричала Элис и показала пальцем на монитор.

Чиновница спала мёртвым сном, у беркута начиналась агония. Поп молча толкнул Элис к двери, схватил рюкзак и направился за ней. Они спустились по лестнице и вышли в лобби.

Четыре здоровенных бугая, похожих на борцовские манекены сидели за карточным столом в метре от выхода, сверлили глазами помещение и нервно курили. Сексоты пришли по их души, — это стало понятно даже Элис. Поп замедлил шаг, взял её за руку и направился прямо к ним. Элис не понимала замысла и закрыла глаза, вручив свою судьбу агенту Штаба.

Сексоты не оценили с кем имеют дело. Трое остались сидеть неподвижно, четвёртый неторопливо поднимался, доставая из кармана наручники. Спецслужбисты ошибочно решили, что крот сдаётся без боя, оценив соотношение сил не в свою пользу.

То, что произошло дальше Элис не видела даже в лучших боевиках Северного Пасьянса: поп схватил пепельницу неуловимым движением и очертил полукруг перед лицами сексотов, словно совершал тайный магический обряд. Пепельная волна с догорающими окурками ослепила спецслужбистов, трое схватились за глаза и повалились на пол от боли. Четвёртый кинулся на них, но поп с размаху ударил его острым стеклянным краем в висок, затем бросил пепельницу в тучного агента, который успел протереть глаза и готовился вцепиться в Элис. Оставшихся он столкнул лбами с такой силой, что сексоты превратились в сросшихся головами сиамских близнецов.

Бой занял меньше пяти секунд, — когда Элис открыла глаза все четверо лежали замертво. Поп толкнул Элис к выходу, но внезапно закричал от боли, опустился на одно колено и схватился рукой за живот. Элис обернулась и