форм хозяйства и в промышленности, и в сельском хозяйстве, ростом, который сопровождается соответствующим вытеснением соответствующих отрядов капиталистов города и деревни, дело обстоит так, что мы живем по формуле Ленина – “кто кого”: мы ли их, капиталистов, положим на обе лопатки и дадим им, как выражался Ленин, последний решительный бой, или они нас положат на обе лопатки.

Во-вторых, тем, что капиталистические элементы не хотят добровольно уходить со сцены: они сопротивляются и будут сопротивляться социализму, ибо видят, что наступают последние дни их существования. А сопротивляться они могут пока еще, так как, несмотря на падение их удельного веса, абсолютно они все-таки растут; мелкая буржуазия, городская и деревенская, выделяет из своей среды, как говорил Ленин, ежедневно, ежечасно капиталистов и капиталистиков, и они, эти капиталистические элементы, принимают все меры к тому, чтобы отстоять свое существование.

Не бывало еще в истории таких случаев, чтобы умирающие классы добровольно уходили со сцепы. Не бывало еще в истории таких случаев, чтобы умирающая буржуазия не испробовала всех остатков своих сил для того, чтобы отстоять свое существование. Хорош ли будет у нас низовой советский аппарат или плох, наше продвижение вперед, наше наступление будет сокращать капиталистические элементы и вытеснять их, а они, умирающие классы, будут сопротивляться, несмотря ни на что.

Вот в чем социальная основа обострения классовой борьбы»[78].

Сталинская постановка вопроса об обострении сопротивления капиталистов и классовой борьбы вскрывала кулацкое существо платформы и «теорий» правой оппозиции, объяснявшей обострение классовой борьбы ошибками и недостатками нашей политики и недостатками работы низового аппарата.

Тов. Сталин вскрыл оппортунистическое существо и классово-враждебные корни теорий врастания капиталистических элементов в социализм и затухания классовой борьбы. В речи т. Сталина было высоко поднято боевое знамя марксистско-ленинской теории классовой борьбы, которая, по словам т. Сталина, «тем, между прочим, и хороша, что она облегчает мобилизацию рабочего класса против врагов диктатуры пролетариата»[79].

Тов. Сталин разоблачил клеветнические ухищрения правой оппозиции, которая прикрывала свой разрыв с ленинизмом представляя Ленина – непримиримого пролетарского революционера, каким он был в действительности – буржуазным либералом. Товарищ Сталин напоминал слова Ленина о том, что «кулаки – самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов и капиталистов», что «классовая борьба свергнутых эксплуататоров против победившего авангарда эксплуатируемых, т. е. пролетариата, становится неизмеримо более ожесточенной».

Речь т. Сталина раскрыла перед всей партией значение реформистских теорий правой оппозиции, показала, куда ведут правые.

«В чем состоит вред бухаринской теории врастания капиталистов в социализм и бухаринского понимания вопроса об обострении классовой борьбы? – говорил т. Сталин. – В том, что она усыпляет рабочий класс, подрывает мобилизационную готовность революционных сил… и облегчает наступление капиталистических элементов против советской власти»[80].

Таким образом, бухаринцы-рыковцы скатились к отрицанию возможности построения социализма в нашей стране и к отрицанию возможности вовлечения основных масс крестьянства в дело построения социализма. Эта позиция ничем не отличалась от позиции троцкистов-зиновьевцев.

Товарищ Сталин указал на это еще в 1930 году.

«Этим, – говорил он на XVI съезде партии, – собственно и объясняется тот факт, что свои петушиные бои с троцкистами правые уклонисты обычно увенчивают закулисными переговорами с троцкистами насчет блока с ними»[81].

Как только бухаринцы-рыковцы убедились в том, что им не удается стащить партию с пути социалистического наступления на путь реставрации капитализма, – они перешли к насильственным методам капиталистической реставрации – к вредительству, террору. Одновременно они за ненадобностью составили «теорию» врастания кулака в социализм, провозгласив программу открытой капиталистической реставрации. Эта программа была сформулирована в т. н. «рютинской» платформе, вышедшей из центра антисоветской организации бухаринцев-рыковцев. «Рютинская» платформа открыто требовала ликвидации колхозов, денационализации предприятий, т. е. – возврата капиталистического строя.

На основе реставраторской программы и был заключен, как это предвидел товарищ Сталин, блок между троцкистами-зиновьевцами и бухаринцами-рыковцами.

Вот что показал на следствии видный участник троцкистской антисоветской организации Белобородов о тех разговорах, которые велись правыми и троцкистами.

«Слепков несколько раз в разговорах со мной возвращался к вопросу о реставраторской программе, каждый раз при этом подчеркивая, что все пути к организации экономики исчерпаны, что ближе всего к решению вопроса мы подходили в период НЭПа, но потом с этого правильного пути начал сворачивать Ленин, а Сталин это сворачивание докончил. Теперь, по словам Слепкова, все оказались в тупике и на коллективизации надо поставить крест.

Капитализм, по словам Слепкова, себя отнюдь не исчерпал и кризис это только подтверждает. Буквально он заявлял следующее: “Капитализма еще надолго хватит, исторически это еще очень молодой строй”. Однако Слепков предупредил меня, что нашу “программу” надо “держать пока про себя”, а главный упор делать на переходных требованиях. Таким переходным требованием в области сельского хозяйства, по словам Слепкова, должно стать требование “настоящей добровольности” вхождения в колхозы и выходов из них.

“На этом месте, – говорил Слепков, – Сталин поскользнется и из сплошной коллективизации получится сплошная индивидуализация”.

Дальше Слепков довольно бесцеремонно развивал передо мной, каким образом практически можно и нужно осуществить эту программу действий, Слепков объяснял дело таким образом: никому из участников блока не приходится особенно перевооружиться для принятия реставраторской программы. Троцкисты, но словам Слепкова, давно отказались от мысли о перманентной революции и государственной помощи, которая последует Советскому Союзу из других стран. Зиновьев и Каменев спят и во сне видят настоящую буржуазную демократию, да с хорошим парламентом в придачу.

“Ну, а мы (правые), – говорил Слепков, – с мужиком ссориться никогда не собирались, чем он дышит, мы знаем”».

(Из показаний Белобородова, 14 февраля 1937 г.).

О реставраторской программе бухаринцев-рыковцев показывает также Астров.

«Радин в 1928–1933 гг. в разговорах со мной и со всеми другими бухаринцами неоднократно говорил о Рыкове (и эти высказывания Радина в среде участников бухаринской группы были общеизвестны), что Рыков “ни в какой социализм в СССР не верит”, что Рыков в этом отношении “верен своей позиции 1917 года” (т. е. капитулянтской позиции в Октябрьские дни, отрицанию им на апрельской конференции 1917 года социалистического характера революции в СССР и т. д.). Радин основывал это свое утверждение о Рыкове на многочисленных беседах с ним по данному вопросу. Сам Радин говорил, что, по его мнению, “Рыков прав, реставрация капитализма в СССР неизбежна”. Рано или поздно “в Москву въедет иностранный генерал на белом коне” и т. п.»

(Из показаний Астрова, 16 февраля 1937 г.).

Материалы к главе II. Политическая платформа троцкистско-зиновьевской и бухаринско-рыковской контрреволюционных групп

Раздел: Борьба бухаринцев-рыковцев против ВКП(б)

Материалы к разделу «Борьба бухаринцев-рыковцев против ВКП(б)»

Подобно троцкистам-зиновьевцам, бухаринцы-рыковцы ожесточенно