— Вот негодяй, — возмутилась я и начала носитьсяпо комнате, уж очень разволновалась. Про Сережу говорить нельзя ни в коемслучае, даже если Гриша прав и тот действительно хотел убить этого Жженого(нисколечко мне его не жалко, гнусный тип)… и все же убить человека… Про Сережумолчать, хотел убить или нет, разберемся позднее… О господи, а если меня начнутпытать? К примеру, каленым железом… брр-р… Способны они на это? Да, незадача,проверять совсем не хочется… А что ж тогда делать? Что же такое придумать,чтобы и Сережу не выдать, и самой остаться без серьезных увечий… Если б некаленое железо, я еще согласна потерпеть… недолго. Чувствуешь себя такойгероической… Быть героиней здорово, но это сопряжено с большими неприятностями.Кто-то должен меня спасти, это самое подходящее. Или я должна сбежать… Яподошла к окну и еще раз его распахнула: они, конечно, знали, в какой комнатеменя запереть, только дурак будет прыгать из этого окна. С досадой я егозахлопнула и вернулась на диван.

А не поспать ли мне еще немного? — решила я отчаянно.Заняться мне в этой комнате нечем, а сон полезен для здоровья, он укрепляетнервы и способствует хорошему цвету лица. Только бы Ромео не сидел голодный…бедный мой пес.

За весь день произошло только одно событие: меня накормили.Солнце скрылось за горизонтом, в комнате стало темно, и мне ничего не осталось,как снова укладываться, теперь уже на ночь. Интересно, как долго Крутилиннамерен держать меня здесь? Вот ведь нахал, уверена, меня уже ищут, а он заперменя в комнате, как будто вовсе никого не боится. Жуткий тип.

Только я о нем подумала, как дверь распахнулась, и онпоявился. На этот раз пиджак был белым, похожим на капитанский китель, ифуражка тоже была белая, черные брюки, ботинки начищены так, что блестят даже втемноте. Куда это он так вырядился? Со мной поговорить? Напрасно себяобеспокоил.

Крутилин щелкнул выключателем и шагнул ко мне, а яприподнялась на локте, слегка щурясь, и тут заметила в его руках одежду: брюкии свитер, он положил их на диван, поставил теннисные тапочки на пол и сказал:

— Должны подойти.

— Вы меня куда-то приглашаете? — догадалась я.

— На морскую прогулку. Я жду за дверью.

Поразмышляв немного, я вынуждена была пожать плечами ибыстро одеться. Тапочки были немного великоваты. Я понюхала свитер, от него шеледва уловимый запах духов. Неужели это вещи мадам? И она добровольно решилаподелиться? Я в ее доброте.не нуждаюсь, однако выбирать не приходится. Я юркнулав ванную, привела себя в порядок и осторожно вышла из комнаты. Иван Андреевич,подозрительно похожий на богатого английского баронета, сидел на диване вдальнем конце коридора, раскачивая ногой и увлеченно глядя на свой ботинок.Увидев меня, поднялся и пошел навстречу.

— Черный цвет тебе к лицу, — сказал он без улыбки.Я знала это и без него, поэтому не удивилась.

Он взял меня за руку и повел через огромный холл кзеркальным дверям, предусмотрительно распахнул их передо мной, мы спустились помраморной лестнице к причалу, здесь нас ждала яхта, плавно покачиваясь наволнах.

Было немного ветрено и прохладно, я поежилась в своемсвитере. Крутилин, заметив мой жест, спросил:

— Озябла? Может, дать тебе куртку? «Меня неутопят», — с облегчением подумала я, чего б ему тогда беспокоиться? Иответила:

— Спасибо. Не нужно.

Поднялись на борт, яхта тут же плавно отошла от причала, амы устроились на корме. Небо было безлунным, а море почти черным, и я решила,что для морской прогулки время выбрано не совсем удачно. Яхта стольстремительно удалялась от берега, что вскоре я не могла различить даже огнейвиллы, впрочем, мы скорее всего обошли мыс, и увидеть ее отсюда было быневозможно. Неожиданно двигатель заглох, яхту плавно покачивало, а Крутилин,повернувшись ко мне, сказал:

— Вот и прибыли.

«Куда, интересно?» — хотелось спросить мне, но вместо этогоя нахмурилась.

Так как я смотрела на море, появление новых действующих лицзаметила не сразу, а когда заметила… кровь буквально застыла в жилах. На палубестояли двое крепких парней, держа в руках концы веревок. Но леденило кровь,конечно, не это. Дело в том, что рядом с каждым из них стоял человек в надетомна голову мешке, и другой конец веревки был обмотан у него вокруг шеи.

— Что это? — пролепетала я.

— Знаешь, какой самый большой грех, Аня? —поинтересовался Крутилин.

— Не знаю. Их, наверное, много.

— Самый большой грех — неблагодарность. Крутилиннебрежно махнул рукой, парни сняли веревки со своих жертв и стянули мешки, а яувидела Генриха с заклеенным пластырем ртом и его недавнюю возлюбленную.

Генрих был смертельно бледен и стоял с закрытыми глазами.Руки и ноги у обоих были связаны. Смотреть на женщину мне не хотелось, ястарательно пялилась на море за бортом и думала о своем муже. Что, если бы, кпримеру, Максим решил подобным образом отомстить за измену? Как я вела бы себяв данном случае? Послала бы его к черту, вот как… Сунуть меня в мешок, точношелудивого кота… Слава богу, в мешок сунули не меня, но все равно было жутко.

Крутилин подошел к Генриху, обнял его и сказал:

— Простимся, брат… — после чего сделал шаг в сторону, астоящий рядом парень надел на шею Генриха веревку с тяжелой металлическойболванкой. Генрих перегнулся вперед под ее тяжестью, мешок вновь водрузили емуна голову, оба парня подхватили блондина и перебросили за борт. Раздалсявсплеск, и все стихло.

Парни замерли, наблюдая за Крутилиным. В глазах у обоихтаилась тягучая пустота, ни один мускул не дрогнул. Если бы кто-то из них вдругзевнул, я бы не удивилась. Жженый улыбнулся, продолжая паясничать, развелруками и сказал, обращаясь к женщине:

— Вот видишь, Вика, какие дела…

Она глухо застонала и упала на колени, а Иван Андреевичмахнул рукой. Веревка, мешок и всплеск, все заняло не больше минуты. Жженыйпосмотрел мне в лицо и заявил с тяжким вздохом:

— Неблагодарность — худший из грехов.

— Черт-те что! — рявкнула я. — Когда вынайдете мою собаку?

Яхта пришвартовалась, и мы вновь оказались на причале.Жженый попытался взять меня под локоток, но я отдернула руку. Мы вошли в дом, ион сказал, распахивая дубовую дверь:

— Что ж, Аня, теперь поговорим.

Мы были в просторном кабинете, огромное окно с видом на моренеплотно зашторено. Крутилин устроился за столом, и я села напротив.

— Что надумала? — спросил он, закуривая.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась я, а онусмехнулся: