— Не играй с огнем, девочка.

— Если вы рассчитывали меня запугать, то зря старались.На ваш любовный треугольник мне плевать, ваша мадам, должно быть, знала, с кемсвязалась, хотя такой участи она все-таки не заслуживала. А вам, ИванАндреевич, надо бы к психиатру… Отвечать на ваши дурацкие вопросы я несобираюсь, потому что мне теперь доподлинно ясно: живой мне с этой виллы невыбраться, я свидетель двойного убийства, детективы читаю и потому знаю: вы быпри мне такого творить не стали, если бы планировали отпустить. Выходит, скажуя чего или нет, значения не имеет. Вот и идите к черту.

— Ну, выход всегда есть. Ты не только жива останешься,ты будешь жить припеваючи.

— С вами, что ли? — скривилась я. — На что вымне сдались? Я психов и садистов даже в кино видеть не могу. Премного вамблагодарны, найдите кого-нибудь другого в мешок засовывать.

Он посмотрел на меня и противно засмеялся, а я на всякийслучай призвала на помощь всю свою выдержку.

Тут штора за спиной пожилого весельчака слегка колыхнулась,и появился Сережа, а я скромно потупила глазки, чтобы ненароком его не выдать.

Совершенно бесшумно он приблизился, ткнул Жженого пистолетомв затылок, тот вздрогнул, скорее от неожиданности, на мгновение в его глазахмелькнул страх, но мерзавец быстро взял себя в руки. Чуть приподнял голову испросил:

— Это ты?

— Я, — просто ответил Сережа.

— А это твоя девчонка? — улыбнулся Жженый.

— Моя.

— Хорошая у тебя девчонка, Трофим… — Он вздохнул инасмешливо поинтересовался:

— Неужто в затылок выстрелишь?

— Мне твоя смерть даром не нужна, — ответилСережа. — Без меня охотники найдутся всадить в тебя пулю. Но фокусничатьне вздумай, сразу пристрелю.

— Зачем пришел? Неужели за девчонкой?

— Что это ты взялся вопросы задавать, точноследователь? Скажи лучше, как на виллу тайком попадаешь?

— А-а, — хихикнул Жженый. — Ишь чего захотел.Стреляй, если хочешь, а отвечать не буду.

— Ну и не надо, — вроде бы вовсе не огорчилсяСережа. — Придется тебе с нами прогуляться.

— Не дури, Трофим, давай по-хорошему…

— Ты кому это вкручиваешь, Жженый? Если на охранурассчитываешь, то зря, мальчики сильно заняты.

— Чем? Свои мозги с пола соскребывают?

— Кончай трепаться, и потопали, — вздохнул Сережа.Жженый нехотя поднялся, а он предупредил:

— Аня, держись от этого типа подальше.

Мне бы и в голову не пришло приближаться к нему, не люблю япсихов, и все тут.

Через холл мы спустились в гараж, Сережа спросил:

— Где ключи от «мерса»?

— На гвозде висят.

— Аня, садись за руль.

Сережа со Жженым сели сзади, а я открыла ворота и устроиласьна водительском сиденье. На вилле царила тишина, никто не появился, тревоги неподнял и нашему отъезду не препятствовал.

Через несколько минут мы уже стремительно миновали поселок,Жженый не выдержал и спросил:

— Куда везешь?

— А ты уже приехал. Аня, останови. — Он кивнул, япритормозила, Сережа распахнул дверь, вытолкнул Жженого на асфальт и приказалмне:

— Гони!

В полуобморочном состоянии я рванула с места, но буквальночерез пять минут Сережа положил мне руку на плечо и сказал:

— Сейчас свернешь налево.

Я свернула на указанную им дорогу, ведущую к виноградникам,проехав по ней километра два, мы оказались на хуторе: дом, явно заброшенный,два сарая, гараж. Сережа вышел, снял замок с гаража, распахнул ворота и кивнул:

— Загоняй.

— На чем же мы поедем отсюда? — оглядевшись и необнаружив другой машины, спросила я.

— Сейчас нам лучше остаться здесь, — пояснилСережа — Вряд ли мы сможем добраться даже до Новороссийска.

— Будем здесь прятаться? — неувереннопоинтересовалась я.

— Нет. Придется прогуляться километров семь. Как ты, неочень устала?

— Я совсем не устала. Спала целый день.

— Отлично. Тогда пошли, — кивнул он и взял меня заруку.

Мы пересекли виноградник и стали подниматься в гору. Незнаю, что видел Сережа, я, если честно, ничего, кроме темноты, и оченьопасалась, что мы заплутаемся, как недавно с Гришей. Однако то ли зрение уСережи было словно у кошки, то ли ориентироваться здесь он мог с закрытымиглазами, но шел уверенно и ни разу даже не остановился, чтобы оглядеться. Мыпродолжили подъем, пока вдруг совершенно неожиданно не вышли на открытое место.Слева под деревьями стоял шалаш или нечто похожее на него, брезентовый навес,грубо сколоченный стол, скамейка, а на ней примус. На столе аккуратнорасставлена посуда, соль в банке и сахар, все это прикрыто полотенцем. Видстоянка имела невинный и совершенно безопасный. На горе, Той, что рядом споселком, я насчитала более тридцати палаток, там было что-то вроде лагеря, нона этой горе туристы останавливались только пешие, на машине сюда не подъедешь,а стоянка в поселке.

— Ну, вот мы и дома, — сказал Сережа.

— Очень хорошо, — заявила я, устраиваясь наскамью.

Всю дорогу я молчала, потому что подъем был тяжелым и находу важные разговоры не заводят, зато подготовила дюжину вопросов и сейчассобиралась их задать. Отсюда, должно быть, прекрасный вид на море, и я невольновздохнула, глядя на восток: близился новый день, небо серело, и последниезвезды уже исчезли. Сережа взглянул на часы, достал из шалаша бинокль и махнулрукой, приглашая меня присоединиться. Мы спустились метров на пять, обходяневысокие деревья, и оказались на каменистой площадке. Я посмотрела вниз и едване вздрогнула: под нами была дорога и чуть ниже вилла.

— Зачем мы здесь? — насторожилась я.

— Скоро узнаешь.

— Я и так все про тебя знаю. Ты хочешь его убить?

— Кого? — удивился Сережа.

— Жженого, конечно.

— Тебе Гришка все разболтал? Вот сукин сын… — онпокачал головой, а я загрустила.

— Гришу так жалко и Ромео.

— Гришка в больнице лежит, операцию сделали и сказали —выкарабкается. А Ромео с вашей хозяйкой, утром его заберешь.