и рост последней для большинства социальных групп. Он утверждает, что концентрация на продленных часах работы среди профессионалов и управленческого среднего класса искажает наше общее представление, ошибочно приписывая опыт этой локальной группы всему обществу. Совсем недавно Норман Бонни (Norman Bonney) (2005) пришел к выводу, что, несмотря на широко распространенное мнение, что британцы работают все дольше, долгосрочная нисходящая тенденция рабочего времени продолжается и в 21‑м веке, а Эстер Дермотт (Esther Dermott) (2006) показывает, что особенно много часов, отработанных британскими отцами, отображает их определенный этап жизни, а не причинно-следственную связь. В США, Бианки и другие (Bianchi et al., 2006) установили, что тенденции к увеличению рабочего времени в некоторых группах противостоит растущее количество сотрудников, работающих сравнительно короткую неделю. Данные также свидетельствовали, что вопреки утверждениям Хохшильд, что время на семью вытесняется оплачиваемой занятостью: как матери, так и отцы проводят больше времени со своими детьми, чем когда-либо ещё (Sullivan and Gershuny, 2001; Bianchi et al., 2006; Craig, 2006b, 2006c, 2007a). Для Гершуни ясно, что эти исследования опровергли феминистское утверждение, что женщины имеют меньше времени досуга, чем мужчины. Он категорически опровергает «… феминистскую позицию, что патриархальный характер западных обществ означает, что гендерное неравенство будет им свойственно, и что это будет отражаться как в рабочем времени, так и в других вещах; нужно подчеркнуть еще раз, что это просто не подтверждается как с точки зрения итогов рабочего времени, так и времени досуга, которые действительно кажутся достаточно схожими между мужчинами и женщинами в каждой стране» (Gershuny, 2000, pp. 8-9).

Хотя более современные данные показывают, что мужчины в США, Великобритании и большей части Европы имеют в среднем на 20-30 минут больше свободного времени, чем женщины (Sayer, 2005; Aliaga, 2006; Lader et al., 2006), это в значительной степени продукт отличий в личной гигиене и времени сна, а не работы, и эта цифра значительно ниже представленной феминистками. В США Бьянки и другие пришли к выводу, что среди родительских пар, работающих полный рабочий день, «есть замечательный пример гендерного равенства в конечном итоге» с мужчинами, тратящими большую часть своего времени на оплачиваемую занятость, и женщинами — аналогично на домашнюю работу (Bianchi et al., 2006, p. 117). В Великобритании более современный опрос (2005) показал, что «мужчины и женщины в браке имеют аналогичные итоги рабочего времени и времени досуга» (Lader et al., 2006, p. 25; последние обзоры международных данных, см.: Michelson, 2005; по Европе, см.: Aliaga, 2006; по США, см.: US Department of Labor, 2004). Хотя эти исследования подтверждают, что матери, занятые полный рабочий день, очень задерганы, но эти же исследования, по всей видимости, указывают, что они сейчас не более перегружены работой, чем их мужья.

Гершуни и Салливан (2003) также обнаружили, что, несмотря на ожидания того, что политика гендерного равенства внутри и за пределами семьи должна была привести к более равному гендерному разделению труда в Скандинавии, мужчины в Дании, Финляндии и Швеции не исполняют домашней работы больше, чем мужчины в Канаде, США и Великобритании. Наоми Финч (Naomi Finch, 2006b, 2006c), аналогично, не находит значительной разницы между северными и остальными европейскими странами в отношении времени, затраченного мужчинами на неоплачиваемую домашнюю работу и по уходу за детьми. Поэтому в целом, хотя доказательства, собранные исследованиями использования времени, поддерживают некоторые феминистские утверждения, они в то же время бросают тень сомнения на другие. Это позволяет предположить, что феминистки должны пересмотреть свои требования. В качестве альтернативы, можно предположить, что нужно присмотреться более внимательно и к основополагающим допущениям, и методам исследования.

Исследования использования времени под пристальным вниманием

Исследования использования времени, несомненно, обеспечивают захватывающее и информативное понимание повседневной жизни людей. Тем не менее, выводы предыдущих глав указывают на то, что они могут привести к искажению опыта людей различными существенными путями.

Основополагающие допущения

До недавних пор сообщество исследователей использования времени, как и другие исследовательские области, состояло почти исключительно из мужчин, и они, как правило, интерпретировали свои собственные темпоральные представления как непроблематично нормальные, а не гендерные или потенциально партикулярные. С точки зрения «женской темпоральной культуры», уже обсуждаемой в восьмой главе, эти исследования опираются на партикулярный концепт времени, который отражает и поддерживает привилегированную мужскую точку зрения. В частности, исследования использования времени приравнивают человеческое переживание времени с овеществленным часовым временем, принимая как данность то, что время разворачивается как ряд дискретных эпизодов, которые можно объективно измерить и оценить, и что вся человеческая деятельность поддается такой абстрактной квантификации и что «свободное время» является дефицитным ресурсом, которым люди могут обладать. Хотя эти исследования утверждают, что обеспечивают всесторонний отчет об использовании времени, включая деятельность в частной сфере, они делают это с точки зрения языка, связанного с общественной сферой. Это значит, что, несмотря на свое декларированное признание ценности женского времени, они делают это узко через его меновую стоимость или цену не по критериям человеческой ценности или важности, сразу же вызывая в памяти известное определение циника Оскаром Уайльдом как такового, кто «знает цену всему и не ценит ничего».

Особенно эти исследования, похоже, искажают время, затраченное на уход за другими. Время дневников не может схватить природу «бытия там» — многих обязанностей по уходу, которые часто помещаются в более непосредственно записываемую «деятельность» и могут ощущаться, как чуждый опыт, а не записываемая серия событий. При интерпретации заботы как «деятельности» они считают, что эпизод заботы может быть или оплачиваемой занятостью или временем отдыха, тогда как на самом деле уход за кем-то может пронизывать всю жизнь опекуна, ограничивая то, как они проводят свое время, даже если они активно не занимаются в эти минуты предоставлением заботы. Исследования к тому же не способны записать прерывистое беспокойство, чувство вины и стресс лиц, которые могут возникнуть вокруг того, что они чего-то не делает, а обязаны делать что-то другое.

Особые проблемы возникают в связи с измерением «свободного времени», которое многие авторы рассматривают как синоним времени досуга. Как пишет Адам, этот концепт получил свое значение по отношению к капиталистической работе: «свободное время» и его коррелят «время досуга» является производимым от овеществленного рабочего времени. Они производят время, которое существует только в зависимости от времени рынков и работы» (Adam, 1990, p. 96, выделение в оригинале). Хотя исследования использования времени, похоже, представляют важный этап в продвижении также и вычитания неоплачиваемой работы от ее калькуляции со свободным временим, идея, что свободное время и работа являются взаимоисключающими — это продукт определенной