– Один из адмиралов, – пояснял по пути посыльный, – пошёл… куда, так и не говорит. Морпех непонятно где как раз был. Прозевал. А этот, расфуфыренный в эполетах, налетел на камбузника, а тот якобы не оказал ему должных почестей. Превосходительство в крик! Примчалась охрана, затем вторпом. Но, видимо, ему авторитета вторпома недостаточно.

Дошли быстро – всё на одном ярусе.

Лампы горят ярко, но всё словно в мутновато-жёлтом цвете. В коридоре совершенно нереально толпятся всклокоченные… вторпом, матрос-камбузник, вооружённый морпех, Рожественский в застёгнутом мундире, раскрасневшийся, шипящий почти непонятными междометиями… И всё как и рассказал вахтенный.

Глядя на эту картину, капитан, наконец, выветрил сонный сумбур из головы. Психанул: «Какого чёрта этот самодур… Да он же пьян!»

– Господин вице-адмирал! Распоряжаться и «ставить под ружьё» будете на своих эскадрах! И уж поверьте, матросики-братушки вам воздадут. А здесь командую я! Это мои люди. И наказывать или поощрять – это мне решать! Извольте пройти в свою каюту и не нарушать режим! О вашем поведении, можете не сомневаться, завтра будет известно императору!

Рожественский, сверкнув глазами, шумно пыхтя, как всё тот же броненосец, было ломанулся мимо капитана…

– Вам не туда. Ваша каюта в другой стороне!

Броненосец Рожественский врубил реверс, затем обернулся:

– Думаете, государь не знает? Думаете, нам ничего не ведомо?

И, будто и не заметив увязавшегося следом в сопровождение морпеха, громко потопал по коридору в свою каюту.

* * *

Думал – уже не заснёт. Психи крыли, ворочали, пинали подушку, мяли простынь.

«Что за м…дак? Вот так дуболомно и эскадру просрал. Что он имел в виду, говоря “государь всё знает”? Чего он вообще шарахался по судну? Завтра старлею накрутить по дисциплине его орлов по самое не хочу!»

Но сон пришёл. Как пуля в висок. Рваный, тяжёлый, с кучей гротескных кровавых картинок. И как итог – утро не доброе, утро туманное.

Выдернуло штатно – по будильнику. И тут же снова тревожно тренькнул телефон.

– Начина-а-ается!

Взял трубку:

– Да!

Заспанный (по голосу) Шпаковский:

– Император требует аудиенции.

– Это из-за Зиновия? Ты знаешь?

– Знаю. Но… по-моему, что-то ещё.

– Что? С чего взял?

На том конце трубки шумно вздохнули:

– Ты ж ушёл. Кыно кончилось. А он давай просить… да хрен там просить! Как само собой, дескать, «куплю самоход»! «Макара» типа. Я ему на пальцах разъяснил, что он хоть и под охраной, но всё равно будет кататься по улицам Петербурга. И налицо не просто футуристический дизайн, сама концепция наведёт умные головы на ненужные мысли!

– Я понимаю, что это неприемлемо, – перебил капитан, – ну и?

– А он обиделся, дебил-инфант вылитый. Потом вспылил. Как же – он весь такой «Всея Руси…», а ему отказали.

– Потом?

– Ушёл с Богдановой. И утихло. Уложила, ублажила… Я перенервничал, сам никакой. Короче, спать лёг. Будит меня помощник – как раз с Рожественским закончилось. Утихомирили.

– Утихомирил, – с укором поправил Черто́в, имея в виду себя.

– …тут мне помощник докладывает, что царь к себе в каюту дёрнул.

– Быстро.

– Ага. Скорострел. Она его сама проводила.

– Ты с ней говорил? Она ему… – послышался робкий стук, – погоди… я сейчас.

Положил трубку на стол. Открыл дверь – медсестра.

– Ага! Сама пришла! – Глянул на телефонную трубку и не стал отбивать – пусть послушает. – Заходи, рассказывай.

– Сдаётся, дура я, капитан, – прямо с порога и категорично.

Черто́ву всегда нравилось это её резкое «капитан». Не «товарищ капитан», и уж не «господин», а вот так просто – «капитан».

И главное, произносилось с каким-то полным признанием главенства. С безапелляционным подчинением.

«Потому и терплю».

– И? Чего было?

– Да ничего не было… – запальчиво, не оправдываясь.

– Ты мне эту дурь бабью брось! Эту «ромашку»: было – не было. Мне до твоего междуножья дела нет. По существу давай!

– По существу? – потупилась. – Стал расспрашивать за политику. Устройство государства, кто у власти… Отшутилась. Он немного попыхтел, пытаясь меня подловить невинными вопросиками.

– А ты?

– Я ж не дура. Всё поняла… включила «дуру». Он пошёл в обход – заговорили за мою работу. За медицину. Вдруг заинтересовался – стал спрашивать про евгенику, селекцию…

– Ага, – понял, откуда ветер дул. – И?

– Я и выдала ему о наследственных злокачествах английской королевской семейки!

– Про гемофилию? Ты-то откуда знаешь?

– Да все кому не лень об этом трещали ещё до приезда царя… в столовке, в курилке. Глухой услышит. Я и проштудировала. В конце концов, у меня медицинское образование!

Черто́в поднял со стола трубку:

– Ты слышал? Это она как на базаре – облаять конкурентку: твоя баба… в общем, хромая твоя Аликс! А Ник, не будь дурак, сплюсовал два и два. У Каца материалы по болячке и профилактике готовы? Ага. Тогда пусть будет на подхвате. Так же в ма́лом зале. Отбой.

* * *

Монарх явился со всей своей свитой. В атмосфере помещения витала напряжённость. Жандармы, оставшиеся за дверью, сверлили глазами с нескрываемой подозрительностью. В этот раз их дублировали морпехи, и кэп не стал возражать по этому поводу.

Даже Дубасов, который всё это время непроизвольно выступал связующим звеном во взаимопонимании, глядел строго и мрачно.

«Впрочем, на чьей же ему ещё быть стороне. А ведь насколько доверительным был приезд самодержца со столь малым сопровождением, – только сейчас удивился Черто́в, – без гвардейцев охраны, всего лишь с двумя жандармами».

Но мысль о физическом устранении или взятии царя в заложники лишь шорохом прошлась где-то в глубине сознания, как совершенно бесперспективный и неприемлемый вариант: «Хочет поговорить о своём будущем отпрыске. Дело-то весьма интимное, а привёл всю делегацию. Как бы его вытащить на конфиденциальность».

Но Романов и сам хотел некоторые моменты обговорить приватно. Свиту, вероятно, прихватил для уверенности. Оставив всех в конференц-зале, прошли вдвоём в офис капитана.

Андрей Анатольевич не знал, насколько затянется разговор, и привычными движениями поставил электрочайник, с удовольствием отметив, что пару свежих булочек принесли и сюда: «Шпаковский, конечно. Только у него есть ключи».

Молча кивнул, показывая на выбор – чай или кофе. Увидев реакцию гостя, сообразил, что с точки зрения этикета совершил ошибку – царю так не предлагают.