— Все сделано, юный Брим, — сказал он. — Квартира твоя в любой момент — если, конечно, она свободна. Просто позвони Барнату. — Он снова улыбнулся. — Давай, подзарядись. Видит Вселенная, тебе это надо.

Он вскинул руку в отличной пародии на имперский салют — и экран погас.

* * *

— Извини, что так долго, — сказал Брим, возвращаясь к столу. — Надеюсь, ты не успела передумать. Она застенчиво улыбнулась:

— И не мечтай, Вилф Брим. Кто знает, сколько я еще буду искать человека, который согласится мне помочь?

— Не беспокойся, уже нашла, — обещал Брим, подавая ей руку.

Они надели в вестибюле синие куртки, вышли рука об руку на тротуар, у которого ждало такси. И начали было в него садиться, когда Картье покачала головой и предложила пройтись.

— До площади Верекер недалеко, — шепнула она, нежно прижавшись к Бриму нос к носу. — И эта прекрасная ночь понеслась слишком быстро. Если пойдем пешком, может быть, сможем растянуть удовольствие…

Несмотря на прогулку, долгие остановки в темных уголках раздули их желание до почти невыносимого. Дойдя до квартиры, они оба уже были более чем готовы предаться любви. И как только за ними закрылась дверь, Картье сбросила синюю куртку и вышла на середину комнаты. Потом повернулась, опустив глаза и чуть улыбаясь.

— Теперь, уважаемый Вилф Брим, вы окажете мне большую честь, если снимете с меня одежду. Уже давно я интересуюсь, понравится ли вам то, что вы увидите, и мне неодолимо хочется получить сегодня ответ…

Их первое соединение прошло чуть слишком быстро — оба отчаянно хотели прогнать ужас войны, пусть на краткие мгновения. Поначалу Брим пытался снизить темп, но когда они дохромали до кровати, Ева уже разошлась не меньше. Они предались любви отчаянно — даже свирепо, — и тут же оба взорвались ослепляющей, уносящей лихорадкой страсти. Потом она лежала, застыв в его объятиях, и дрожь сотрясала все ее тело. Много еще прошло времени, пока она обмякла в тихом всхлипывании.

— Ты… ты как? — спросил он, когда смог хоть чуть перевести дыхание.

— Н-ничего, — шепнула она, прижимаясь лицом к его груди. Но почти в тот же миг ее тело снова затрясло долгим приступом дрожи. Ему показалось, что прошла вечность, пока ее отпустило.

— Ева? — шепнул он.

— Матерь Вутова сладчайшая, — шепнула она после долгой паузы, стискивая ногами его талию, будто вцепляясь в спасательный жилет. — Кажется, мне хотелось куда больше, чем я сама думала.

Ощущая на своей щеке ее влажные волосы, Брим вдохнул эротический запах ее тела — он не помнил, чтобы она пользовалась искусственными ароматами. Не так же ли сильно хотел и он ее?

И после долгого приятного молчания она повернула к нему голову и чуть приоткрыла глаза.

— А принцессы так же орут, как я орала? — спросила она тихо.

— Не помню, — тактично шепнул Брим. — Когда мне хорошо, я сам так ору, что ничего не слышу.

— Ммм, — протянула она, зарываясь лицом в его грудь. — Значит, тебе тоже было хорошо?

— И очень хорошо, — шепнул он.

Ее дыхание постепенно стало реже и ровнее, и постепенно тело ее отпустило напряжение. Брим осторожно махнул рукой ночнику, погружая комнату во тьму, и накрыл простыней их обоих.

* * *

Дважды за эту ночь они пробуждались от неодолимой потребности, которую судорожно удовлетворяли, — хотя при каждом следующем оргазме их действия становились более координированными. Брим обнаружил, что его застенчивая карескрийка до изумления изобретательна, и восхитился ее предыдущими любовниками.

— Ничего себе простая сельская девушка, — шепнул он, пытаясь перевести дыхание после одного из ее особо удивительных трюков. — Где во всей Вселенной ты этому научилась?

— Абсолютно не твое дело, — засмеялась она, покачивая бедрами и оседлав талию Брима.

Она была потрясающе великолепна — в самом цвету своей жизни. Брим подумал, почему это пожилые мужчины гоняются за молоденькими, когда есть настоящие женщины вроде этой, умеющей даже поддержать живой разговор! Маленькие груди с бледными сосками выдавались зрелыми плодами на почти до болезненности стройном корпусе, и чуть выдающийся живот встречался с густой и черной порослью паха прекрасной выпуклостью мягкой и гладкой плоти. Когда он медленно ее раздевал, у него в буквальном смысле закружилась голова от красоты длинных изящных ног и мягко выпирающих ягодиц.

А потом… Чего она не знала о способах любви, того и знать не стоило. Кажется, не было ничего, из чего она не могла бы извлечь радость…

* * *

Когда настало утро, оказалось, что они надолго проспали рассвет — редкость для офицеров летного состава, по крайней мере на этой войне.

— Я так отдохнула, что сама себе не верю, — сказала она, роскошно потягиваясь на заляпанной простыне. — Особенно если учесть, как мало мы спали.

Брим засмеялся спросонья.

— Мне извиниться за то, что не дал тебе поспать? Зевнув во весь рот, она свела плечи с очевидным удовольствием и усмехнулась до ушей.

— Не надо. После тебя я так себя чудесно чувствую.

— Всегда рад помочь любым способом, — сказал Брим самым любезным голосом. — К тому же, моя соблазнительнейшая карескрийская красавица, я после тебя тоже чувствую себя чудесно.

— Карескрийская красавица, — протянула Ева, глядя в потолок. — Мне не послышалось?

— Ты красавица, Ева, — серьезно ответил Брим. — Самая красивая женщина из всех, которых я видел.

— Спасибо тебе за это, Вилф Брим, — ответила она. — Сегодня ночью ты дал мне почувствовать себя красивой. Но еще ты назвал меня карескрийкой. Это должно меня от тебя отличать?

Брим на миг задумался.

— Знаешь, забавно, — сказал он. — Я сам думаю, так это или нет. Редко когда я ощущал с кем-нибудь такую близость. Но ведь это может быть и реакция на ту бурную страсть, что ты во мне пробудила. Вряд ли мне в жизни приходилось так интенсивно работать — я не преувеличиваю.

— А ты не думаешь, что это еще и потому, что среди существенных для нас вещей у нас так много общих?

— Потому что мы оба карескрийцы? — спросил он.

— Ну, отличный мой любовник, — сказала она, — Карескрия по-своему дала нам совершенно исключительное начало. — Она заглянула ему в глаза. — Ты после нашего последнего разговора не задумывался больше, кто ты?

Брим сел рядом с ней на кровать, закинув ногу на ногу.

— Я тогда задумался, зачем ты это говорила, — ответил Брим более серьезно, чем сам собирался.

— А теперь? — спросила она, приподняв брови. — Я побаивалась, мне придется пожалеть, что высказала тебе свои мысли напрямую.

— Тут не о чем жалеть, — покачал головой Брим. — Это меня заставило немного задуматься о себе.