— Хотя бы какое-то время. Мне нужно платить за квартиру, а найти быстро что-то хорошее… — не договорив, замолчала.

— Неплохо было бы тебе поговорить с Виктором, — она встала со стола. Посмотрела на экран мобильного и взяла сумку.

— Неплохо, — согласилась. — Только сам он так не считает.

Кристина намотала ремешок на запястье. Я понимала, что она ищет пути решения, обдумывает варианты. Вот только вариантов не было не только у меня, но и у неё. Сейчас, так точно.

— Может быть, всё образуется, — сказала она не очень-то уверенно.

— Может быть, — согласилась я, и мы снова обменялись взглядами.

Она коснулась моей руки, сжала в знак поддержки.

— Если у меня появятся какие-то мысли, я дам тебе знать.

— Спасибо, — поблагодарила искренне, провожая её в прихожую.

Заперла за ней дверь и вернулась к окну. Опять раскрыла журнал и посмотрела на снимок, на собственное имя.

— Мы должны поговорить, — сказала тихо. — Ты… — глаза защипало, и я, всхлипнув, прижала ладонь к губам. Сделала глубокий вдох, но это не помогло — слезинка покатилась по щеке. — Ты мерзавец… — дрожащим голосом. — Ты…

Коснулась его лица. Он всё так же смотрел на меня, запечатлённый на фоне просыпающегося неба. И я завидовала девушке, которая улыбалась, стоя рядом с ним. Завидовала той себе, которая была рядом, которая была в его власти. Во власти его желаний. Потому что единственным моим стало вернуться к нему.

Глава 25

Николай

— Я тебя предупреждал, — отрезал, не собираясь больше ничего обсуждать.

— Послушай, Ник…

Мико шёл следом. В глазах его пылал гнев, но он пытался держать себя в руках. Проклятый ублюдок. В другой день я отделал бы его так, что не узнала и мать родная. В другой, но не сегодня.

— Лучше тебе убраться, — остановился. Смерил его взглядом.

Мико поджал губы, ноздри его раздулись.

— И только попробуй хоть что-то вытворить, — предупредил я. Фератти слишком долго проработал на нас и знал куда больше, чем мне бы хотелось. Но если ему дорога шкура, предупреждение моё он воспримет всерьёз. А если нет… Винить в этом он сможет только самого себя.

— Избавишься от меня из-за какой-то дешёвой шлюхи? — процедил он.

Ярость была такой, что я едва не вышиб его мозги к чертям собачьим. Костяшки заныли от удара. Марчелло отлетел к стене, схватился за скулу и шакалом уставился на меня.

— Только раскрой ещё раз свою поганую пасть, — прорычал, схватив его за грудки. Приложил о стену головой. — Гнида, — ещё раз и отпустил, боясь, что, если не остановлюсь, прикончу нахрен здесь и сейчас.

Фератти вытер со скулы кровь, сплюнул под ноги.

— Она всё разрушила, — выдавил сипло.

— Разрушил всё ты, — сжал руку в кулак. Кожу саднило. Я должен был сразу догадаться… Стиснул челюсти и, кое-как совладав с желанием всё-таки прикончить эту тварь, пошёл прочь.

Да, мне стоило сразу догадаться, что к чему. Но когда Мико показал статью… Проклятье! Это было схоже с попаданием молнии в высушенное дерево. Полыхнуло мгновенно.

И только спустя несколько дней я, сидя у постели брата, стал понимать — не сходится. Линия на мониторе отсчитывала последние часы жизни Вика. Я смотрел на неё и воскрешал в памяти события прошлого — далекого и недавнего. За последнюю неделю Вик приходил в себя только дважды. С самого начала шансы у него были дерьмовые. Слишком дерьмовые, чтобы надеяться на лучшее. Погружённый в поганые мысли, я не сразу понял, что случилось. Только услышав, как участился размеренный писк приборов, поднял взгляд. Брат смотрел на меня, приподняв бледные веки. Губы его шевельнулись. Я вслушался в едва различимый шёпот.

— Покажи её, — просипел он едва слышно.

— Кого? — не понял. Нахмурился. До последнего Виктор сохранял относительную ясность рассудка, но…

— Её, — он сделал несколько глубоких вдохов. — Женщину. Ты же… Ты же думал о женщине.

Засранец. Он всегда считывал меня на раз два. Невесело усмехнувшись, я достал телефон и открыл то самое фото. Воздушный шар, утро и девочка-осень, прижимающаяся ко мне плечом.

— Хор… хорошенькая, — каждый звук давался Вику с трудом. Посмотрев на фотографию, он закрыл глаза и замолчал.

Хорошенькая… Я вгляделся в лицо Марин и, убрав телефон, крепко сжал руку Виктора. Почувствовал, как шевельнулись его пальцы в ответ. Авария была серьёзная. Нос машины превратился в лепёшку, но Виктор отделался сотрясением и парой сломанных рёбер. Так казалось сначала. Только уже через год стало ясно: сотрясение не прошло бесследно. Сперва он сел в инвалидное кресло, потом почти перестал контролировать руки…

— Её зовут Марин, — знал, что он меня слышит. — Вик… она осень.

— Осень, — пальцы снова шевельнулись. — Осень… пр… прян…

— Пряная осень, — подтвердил. Сильнее сжал руку брата. Больше он ничего не сказал, писк приборов стал таким же размеренным, как и раньше. Пряная осень — это были последние его слова. Спустя час линия на мониторе выпрямилась и превратилась в сплошную без изгибов. Без изгибов и без каких-либо шансов. Врач констатировал время смерти: шестнадцать пятьдесят три.

— Пошла отсюда! — рявкнул я.

Барбара не отставала. Шла за мной и, повиливая хвостом, время от времени тихонько поскуливала.

Я осмотрел мастерскую. Как и во всём доме здесь было тихо. Склеп. Всё тут теперь напоминало склеп. Сжав горлышко бутылки, я подошёл к манекену и свернул его. Бобо тявкнула.

— Пошла! — развернулся к ней. — Что тебе не понятно?!

Сочувствие в собачьих глазах резануло по живому. Я отвернулся. Отхлебнул из бутылки и поставил её на стол рядом с открытой коробкой, внутри которой на чёрном