Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас не время обсуждать политику, – процедил он.
– Ба! Это потому, что твоя жена здесь? – Олриг метнул в Ханну воинственный взгляд. – Она должна сидеть и молчать, как полагается хорошим женам, когда мужья обсуждают дела.
Олриг и в самом деле осел. И дурак, если, в отличие от Александра, не чувствует нарастающего раздражения Ханны.
Александр погладил жену по руке в надежде успокоить. Будет крайне неприятно, если она схватит одну из валявшихся на столе вилок и проткнет ею барона. Что, судя по блеску ее глаз, она и была намерена сделать.
– Даннет прав, – поддакнул Нилл, обведя глазами стол. – Нам не стоит говорить об этом прямо сейчас. Здесь слишком много ушей.
Да, а их заговор предать Кейтнесса равносилен государственной измене.
– Сейчас время перемен, – вставил Скрастер. – И мы тоже должны меняться.
– Да. Но есть праведные пути. И неправедные. Огораживание, например, – возразил Александр.
Все, кроме Боуэра, стали возмущаться.
– Но огораживание улучшает состояние земли, – нахмурился Нилл.
– Какой ценой?
– Скажи лучше, какая при этом выгода! – прогремел Олриг. – Стаффорд избавился от мертвого груза и получил большую прибыль.
– Да, за счет жизней арендаторов и фермеров. За счет жизней своих вассалов.
– Ба! Это старомодные воззрения.
– Это воззрения истинных шотландцев, – отрезала Ханна.
Мужчины негодующе уставились на женщину, посмевшую их перебить.
– Все усилия Стаффорда увенчались успехом, и я, глядя на него, стал делать то же самое на моих землях! – торжествующе заявил Олриг, но под взглядом Александра словно уменьшился в размерах.
– Знаю! – рявкнул Александр. – И куда, по-твоему, пойдут изгнанные тобой люди?
– Ты дурак, если принимаешь их, – злорадствовал Олриг.
– Вряд ли можно назвать дураком человека, проявившего милосердие, – вмешалась Ханна.
– Он дурак, потому что противится неизбежному, – поправил Скрастер. – Это должно случиться и случится. И Стаффорд, и Кейтнесс хотят этого. Кто мы такие, чтобы противиться? Эти усовершенствования – возможность получить больше денег. Для нас. Для нашего лэрда.
– Возможность уничтожить плодородные земли.
– Это всего лишь несколько овец, – пожал плечами Нилл.
– Нет! – взорвалась Ханна. – Это больше, чем несколько овец! Это убийство!
– Убийство? – фыркнул Скрастер, поднимая кружку. Очевидно, он тоже выпил немало.
Ханна казалась сильной, но Александр чувствовал, как дрожит ее рука.
– Это убийство наших людей. Убийство нашего образа жизни, – холодно отчеканила она.
– Ба! – воскликнул Олриг, вставая и покачиваясь. – Это бесполезный разговор. И мне нужно отлить.
Ханна поморщилась, она всегда презирала его за вульгарность. Посмотрела на Александра, и тот прочитал ее мысли по глазам. Хотя у них были заказаны комнаты, он не желал оставаться здесь, если эти люди не собираются уходить. И он ощутил, что Ханна чувствует то же самое. Их вечер был испорчен.
– Вероятно, нам пора домой, – пробормотал он.
– Да, – кивнула Ханна.
Он свистнул Бруиду, который тут же поднялся и подбежал к хозяину. Тот погладил густой мех пса, пытаясь успокоиться. Как ни неприятна была стычка, у него не имелось желания увозить с собой накопившуюся желчь.
Боуэр тоже встал и проводил их до двери.
– Извините за эту сцену, – проворчал он, кланяясь Ханне.
– Все в порядке, – улыбнулась она.
Александр хлопнул друга по плечу.
– Просто ты не знаешь, что мы постоянно враждуем.
– Все же я боюсь, что испортил вам свадебное путешествие, – покаялся Боуэр.
– Ничего подобного! Это был чудесный день! – рассмеялась Ханна.
– Вы должны позволить мне одолжить вам экипаж. Тяжело возвращаться в Даннет верхом.
Александр посмотрел на Ханну. Сам он без труда мог скакать хоть целый день. Он знал эту землю, как собственную ладонь. Но она устала. Кроме того, сидя в экипаже, они смогут ласкать друг друга.
– Буду очень благодарен. Спасибо, Боуэр.
– Превосходно! Сейчас все устрою.
Боуэр облегченно улыбнулся, и они все вместе вышли на улицу.
После шума и спертого воздуха гостиницы в конюшенном дворе было тихо и прохладно. Когда они шли к конюшне, оттуда донеслись странные звуки. Рычание, звук удара, визг.
Бруид остановился. Из горла вырвалось тихое ворчанье.
– Будь ты проклята! – раздался вопль из конюшни, сопровождаемый отчаянным воем.
Александр мгновенно насторожился. Он уже слышал подобные звуки раньше. Когда он метнулся к широко открытым дверям, Ханна его окликнула. Бруид не отставал.
Все мышцы Александра напряглись при виде открывшейся его глазам сцены, хотя он уже знал, что обнаружит в конюшне. Краснолицый, окончательно опьяневший Олриг загнал в стойло свою собаку и избивал ее. Хотя бедняга лихорадочно пыталась сбежать, разъяренный хозяин не позволял ей это сделать. Удар следовал за ударом, а Олриг буквально кудахтал от удовольствия.
Да, он очень походил на Дермида.
Обуреваемый яростью, Александр ринулся к нему и схватил за руку. Олриг зарычал и замахнулся на Александра кнутом, метя в лицо. Но Александр почти не заметил боли.
– Ублюдок! – рявкнул он.
Олриг с воплями продолжал его избивать. Но тут на него со страшным рыком набросился Бруид и повалил на землю. Подонок дико взвизгнул, когда Бруид поставил ему на грудь передние лапы и, ощерившись, зарычал в лицо. Олриг поднял кулак и всадил его в морду Бруида. Пес заскулил, но не двинулся с места.
Когда Олриг снова поднял руку, на этот раз с зажатым в ней кнутом, Бруид проворно его цапнул. Олриг взвыл, задергался и стал шарить за поясом.
Александр был поражен разыгравшейся на его глазах драмой, поэтому не сразу сообразил, что надо отозвать пса. Но тут он встрепенулся и рявкнул:
– Бруид! Ко мне!
Пес оглянулся на Александра, снова заскулил и выпустил добычу.
Олриг вскочил. В руке что-то блеснуло. Александр, в отличие от Бруида, увидел опасность, но у него не было времени предупредить верного друга, прежде чем лезвие опустилось, глубоко вонзившись в плечо собаки.
К ужасу Александра, Бруид упал.
Глаза Александра застлало алой пеленой. Воспоминания обрушились на него. Воспоминания о другом мужчине, другой собаке, другом времени.
Он бросился на Олрига и ударил кулаком в красное, мясистое лицо. Кровь из расплющенного носа брызнула во все стороны. Александр ощутил свирепое удовлетворение. Ему хотелось измолотить негодяя, превратить в отбивную.