И тем не менее один положительный сдвиг был сегодня достигнут: мы с Эдом научились спокойно обсуждать наши проблемы и рассуждать о том, что будем делать, если у нас ничего не получится. Огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было раньше. Раньше мы были похожи на роботов и жили, одержимые идеей ЭКО, становясь своего рода машинами для производства детей.

Однако сегодня вечером нам удалось реально поговорить по душам.

Поэтому, когда я наконец в изнеможении валюсь на постель, меня успокаивает мысль о том, что все, возможно, начинает меняться. Возможно, на сей раз я сделала достаточно. Что ж, остается только надеяться.

Господи, до чего ж неудобно! Что-то впивается мне в спину, рука согнута под неестественным углом. Я пытаюсь вытянуть ноги, ничего не получается, они упираются во что-то твердое.

Я недоуменно открываю глаза. И не сразу понимаю, где нахожусь, а когда наконец догадываюсь, в глазах вскипают слезы. Я на диване в гостиной, под запасным одеялом без пододеяльника, голова покоится на диванной подушке. Диван чуть коротковат для меня, вот потому-то ноги и упираются в жесткую боковину, а штуковина, впивающаяся в спину, – деревянная рейка, на которой лежат подушки.

Плакать мне хочется вовсе не потому, что неудобно спать. Единственная причина, почему я здесь, а не в постели с Эдом, – наша очередная серьезная размолвка.

Иногда на диване спала я, иногда – Эд, но в последние месяцы мы все чаще и чаще расходились по разным комнатам. И всякий раз, когда это случалось, связывающие нас узы становились чуть слабее, и так до тех пор, пока в конце концов практически не исчезли.

Я зябко ежусь в холодном утреннем свете. За окном слышится шум проезжающих мимо машин, цоканье по асфальту высоких каблучков, через стенку из соседней квартиры доносятся привычные глухие удары и приглушенные скрипы, но у нас дома царит тишина.

Тогда я встаю и, завернувшись в одеяло, шлепаю в ванную комнату, чтобы наполнить ванну. Голова гудит, глаза горят, – похоже, я слишком много плакала и слишком мало спала.

Возвращаясь назад, я вижу приоткрытую дверь спальни. Осторожно заглянув внутрь, я обнаруживаю на кровати безмятежно спящего Эда. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Эд неожиданно приподнимает голову и окидывает меня хмурым взглядом.

– Привет, – тихо говорю я.

Эд что-то ворчит себе под нос и отворачивается. Мне становится дурно. Эд ненавидит меня. Покачнувшись, я хватаюсь за дверной косяк. Я в полной растерянности и не знаю, как быть дальше, но продолжаю стоять в надежде, что Эд снова повернется и хоть что-то скажет. Но он лежит неподвижно. Тогда я тихонько возвращаюсь на дрожащих ногах в ванную комнату, выключаю краны и залезаю в обжигающе горячую воду.

А потом лежу, прислушиваясь к малейшему шороху, в надежде, что Эд найдет меня здесь, заговорит со мной, пусть на повышенных тонах, – я все стерплю, лишь бы пришел. Но время идет, а Эда все нет. Я слышу, как он выдвигает ящики шкафов, включает воду на кухне, проходит мимо двери ванной комнаты. Я собираюсь его позвать, но внезапно слышу, как хлопает входная дверь. Момент упущен. Эд ушел, даже не попрощавшись.

Должно быть, все очень плохо. У меня по щекам катятся слезы, смешиваясь с водой в ванне, из груди рвутся судорожные всхлипы. Я не хочу никаких напоминаний о тяжелых временах.

Когда мне все же удается взять себя в руки, вода успевает остыть и я дрожу от холода. Тогда я поспешно вылезаю из ванны и, завернувшись в полотенце, бреду на кухню. Без Эда квартира кажется осиротевшей. Внезапно я замечаю на столе под грязной кофейной чашкой сложенный пополам листок белой бумаги, на котором стоит мое имя. Развернув записку, я вижу размашистый почерк Эда.

Вот такие дела. И тем не менее записка проливает безжалостный свет на происходящее. Я вспоминаю, какой сегодня месяц и год. Январь 2012 года. В этот день я ушла от Эда. В этот день мы поняли, что наш брак рухнул и ничего невозможно исправить.

Это началось довольно давно. Ссоры, натянутые отношения, ночи, проведенные врозь, лишь бы не видеть друг друга. И в результате естественный финал.

– Наверное, нам стоит немного пожить отдельно.

– Что? – Я читала газету, когда Эд подошел и неожиданно оглоушил меня.

Эд сел за стол, потупился, чтобы не смотреть мне в глаза, и сжал кулаки.

– Наверное, нам стоит немного пожить отдельно, чтобы разобраться в себе. Так продолжаться больше не может. Я… мы оба совершенно несчастны.

Я взглянула на него – на эти нежные руки, нахмуренный лоб, мягкие пухлые губы – и почувствовала, что еще немножко – и у меня разобьется сердце.

– Так ты хочешь развода? – Я споткнулась на последнем слове, мой голос предательски дрогнул, и Эд наконец поднял на меня глаза.

– Нет, Зои. Я совсем другое имел в виду. Я люблю тебя, но больше не в силах терпеть постоянные конфликты. Иногда мне кажется, будто ты меня ненавидишь, и я сыт по горло. По-моему, нам нужно ненадолго расстаться. – Он запнулся. – Я не против немного пожить отдельно. Или наоборот. Если хочешь, можешь на время перебраться к своим родителям…

– Ого! А ты, оказывается, уже успел все хорошенько обдумать. Хочешь всадить мне нож в спину?

– Ой, я тебя умоляю! Прекрати, ради бога! Неужели тебя устраивает такая жизнь? – Его голос был резким, колючим.

– Но я люблю тебя.

– Зои, я тебя вовсе не об этом спрашиваю. Ты счастлива? Учитывая то, что между нами происходит.

Я удрученно покачала головой:

– Нет.

– Тогда ладно. – Эд вопросительно на меня посмотрел. – Итак, что ты предлагаешь?

– Я? Лично я ничего не предлагаю. Вносить предложения – по твоей части.

– Зои, пожалуйста, не будь такой!

– Я не такая и не сякая. – Мое лицо покраснело, плечи поникли. Я безумно боялась потерять Эда, но была в бешенстве из-за того, что он меня отвергал, исходя из ложного предположения, что, если мы на время разбежимся, это нас только сблизит. Хотя, с другой стороны, все остальные способы наладить отношения мы уже исчерпали. Я обреченно вздохнула:

– Ты, наверное, прав. Абсолютно с тобой согласна. Просто мне тяжело слышать эти слова. Эд, мне кажется, я больше никогда не буду счастлива.

– Нет, мы еще сможем быть счастливы. И непременно будем. Нам лишь надо не наделать ошибок.

Тут я задумалась. Переехать к Джейн я не могла, у нее слишком мало места. Конечно, Эд мог пожить у своей мамы, но он и так чуть что сбегал к Сьюзан, а при всей моей любви к свекрови не хотелось признаваться, что мы с Эдом не справились и наш брак летит в тартарары. У Беки двое малышей, тесная квартира, да и вообще, я отнюдь не была уверена, что общество малолетних детей пойдет мне сейчас на пользу.