Тут Мышильда что-то вспомнила и закружилась, вроде как незнала, в какую сторону кинуться.

— Лизка, — сказала она досадливо. — Сейчасменты понаедут, а у нас вещественные доказательства не на месте.

— Чего? — не понял Иннокентий, но Мышильда ужетянула его за рукав к крыльцу, на ходу объясняя:

— Сиди в доме, если они приедут, малость их задержи.

Иннокентий пошел в дом, а мы бросились на пустырь, прихвативобычное орудие труда, то есть лопату.

— Бумажник Боцмана в крапиве зарыт, а должен быть вподземном ходе.

— Если Макс мент, а это и дураку ясно, он знает, чтопри мумии документов не было.

— Знает, не знает, а положить надо туда, где взяли.Сокрытие вещественных доказательств… — завелась Мышильда, но я перебила:

— Да ладно, знаю я, знаю…

В общем, мы пакет из земли вырыли и с ним рванули кподземному ходу, открыли дверь и сказали в два голоса: «Ступенька», — новсе равно едва не упали. Мышильда при помощи носового платка извлекла из пакетабумажник.

— Значит, так, мы здесь были вчера, ход нашли случайно,а вот никакой мумии не видели.

— А Максим скажет…

— А Максим может говорить что угодно.

Мышильда огляделась и решила бросить бумажник с ключамивозле стены, но не удержалась и взглянула на доллары.

— Возьми, — предложила я. — Никто ведь проних не знает.

Сестрица насупилась.

— Я знаю. И душу за баксы не продаю. Вот если бытридцать царских червонцев, три колье…

Мышильда все перечислила и успокоилась, но ненадолго.

— Черт, Сашкины-то баксы у тебя где?

— В машине Иннокентия Павловича.

— Надо его на почту послать, пусть отправит ихбандеролью на твое имя. Домой вернешься и получишь. Береженого Богбережет, — мудро рассудила сестрица и кинулась к Иннокентию, а я подумала,что не худо было бы заглянуть в дыру. И заглянула, но без особого успеха.Темень была жуткая. Немного протиснувшись вперед и вытянув руку, я смогланащупать холодные плиты древнего фундамента.

— Точно двенадцатый век, — сказала я со вздохом.Между тем Мышильда вернулась и крикнула:

— Ты чего там?

— Дыру смотрю! — проорала я в ответ. —Принесла бы ты фонарь…

В Мышильде вновь заговорила страсть к археологии, и онаспустилась с фонарем ко мне, со вздохом заявив:

— Хоть полазить напоследок.

Мы протиснулись в дыру. Вдоль всего нашего фундамента с этойстороны был узкий проход, Мышильде надо было идти согнувшись, а мне так простопробираться на четвереньках. Через несколько метров коридор резко сворачивалналево, мы тоже свернули и увидели точно такой же коридор, он терялся во тьме.

— Пойдем? — неуверенно спросила Мышильда.

— Пойдем, — кивнула я. — Вдруг там что-нибудьинтересное.

Я стала прилаживать фонарь на шею, чтобы освободить руки.Если вид передвижения, избранный мною, называется «на четвереньках», так ондолжен соответствовать действительности. Пока я возилась с фонарем, Мышильдачутко водила ушами и вдруг спросила:

— Слышишь?

— Чего? — не поняла я, тишина стояла в подземельевроде могильной.

— Ну так послушай…

Из вежливости я прислушалась и вскоре уловила нечточрезвычайно знакомое.

— О, черт, — сказала я и рванула по коридору.Мышильда семенила следом. Через минуту всякие сомнения отпали — героический басгде-то впереди выводил «Вот мчится тройка почтовая». Вскоре мы могли ужелицезреть и обладателя столь мощного голоса. При свете чадящей свечи,пристроенной на ящике из-под винноводочных изделий, в состоянии абсолютногоблаженства сидел Михаил Степанович и талантливо приканчивал последний куплетвкупе с бутылкой. Рядом с ним сидел босой Евгений и плакал, размазывая по лицуслезы грязной ладонью, а на его плече мирно спал участковый.

— Ты глянь, — кивнула Мышильда на посуду в углу, яглянула и всерьез забеспокоилась: количество выпитого вызывало трепет.

Михаил и Евгений нас не узнали, на имена не отзывались ипродолжали пребывать в блаженстве.

— Придется их вытаскивать по одному, — вздохнула яи ухватила Михаила Степановича за шиворот.

Я извлекла на свет Божий последнего из трио (им былучастковый). Мужчины аккуратно лежали на зеленой травке, вытянув по швам руки иглядя в бездонное небо. Встать они еще не могли, а объяснить, что делали вподземелье, тем более. Однако, пока я тягала их на себе по нарытым предкамиходам, Мышильда с Иннокентием Павловичем сориентировались на местности ивыяснили следующее. Данный ход вел не куда-нибудь, а в старое здание церковнойсторожки, где с тридцатых годов размещался склад. В настоящий момент складарендовал хозяин того самого коммерческого магазина, работавшего круглосуточно,куда так любил забегать Евгений. По русской расхлябанности ход никто неудосужился заделать; убедившись в том, что он никуда не ведет, дыру простозаставили ящиками. Серегина граната внесла в это положение свои коррективы.Михаил Степанович, гонимый любопытством, обнаружил дыру и вскоре набрел насклад. Как человек интеллигентный, он прихватил ящик водки и устроился неподалекуот найденного Эльдорадо. Интеллигентный человек, как известно, не пьет водиночку, поэтому Михаил Степанович после первого приступа неописуемой радостиотправился за Евгением. Доблестный участковый столкнулся с Евгением возлефундамента, как раз в тот момент, когда тот уже почти убедил МихаилаСтепановича забыть распри и пригласить Иннокентия Павловича, но участковыйтретьим годился ничуть не хуже Иннокентия, и Евгений пригласил его. Поначалурешили вынести ящик на свет Божий и устроиться в саду, но, приняв по маленькой,слегка отошли от первоначального плана и пили по-гусарски всю ночь и весь день.