их в аренду у Китая на девяносто девять лет) – менее развитая часть Специального административного района Гонконг, от Баундери-стрит на северном краю Цзюлуна до границы Гуандуна, плюс окрестные острова с лесами, горами и заповедниками, которые обозначены на карте зеленым. Даже в двадцать первом веке там до сих пор могут жить дикие гималайские циветы.

– Да они за городом повсюду! – сказал Пун.

После окончания эпидемии его команда из Гонконгского университета начала отлавливать животных в поисках коронавируса. Сначала они сосредоточились на циветах, отловив и взяв образцы почти у двух дюжин. У каждого животного они взяли мазки фекалий и со слизистой оболочки глотки – чик-чик, спасибо большое, – а потом отпустили обратно на гонконгские просторы. Каждый образец был проверен с помощью ПЦР-методологии с использованием так называемых «консенсусных праймеров» – неспецифических молекулярных затравок, которые амплифици-руют фрагменты РНК, общие для нескольких коронавирусов, а не только те, что уникальны для SARS-подобного коронавируса, найденного Гуань И в его циветах.

– И сколько же вы нашли коронавирусов? – спросил я.

– Вообще не нашли, – ответил он. И это говорило о том, что циветы не являются резервуаром SARS-коронавируса. – Мы были очень разочарованы.

Но разочарование в науке нередко предшествует озарению. Если не циветы, то кто?

– Мы выдвинули гипотезу: если это животное – это неопознанное существо – является естественным резервуаром для SARS, оно должно быть довольно широко распространено.

Так что они начали отлавливать в нескольких лесных зонах всех диких и одичавших животных, что удавалось найти. Список получился весьма богатым и разнообразным: от макак-резусов до дикобразов, от ужей до горлиц, от диких кабанов до черных крыс и даже как минимум одной китайской кобры. Опять-таки, практически все результаты ПЦР-анализов оказались отрицательными. Практически. Лишь у трех видов животных из сорока четырех обнаружилось заражение хоть каким-то коронавирусом. Все три были летучими мышами.

Лишь у одного вида обнаружилась высокая превалентность (большинство анализов оказались положительными – вирус обнаружился в их фекалиях): у маленьких, хрупких существ под названием никобарские длиннокрылы.

Пун дал мне копию статьи, которую опубликовал (опять-таки в соавторстве с Гуань И и Пейрисом) в Journal of Virology в 2005 г., примерно через год после уничтожения поголовья цивет. Он сразу объяснил мне, чтÓ именно нашел.

– Этот коронавирус летучих мышей очень отличается от SARS, – сказал Пун. То есть он не утверждал, что нашел резервуар SARS-CoV. – Но это первый коронавирус, найденный у летучих мышей.

То есть он нашел важную улику.

Вскоре после этого международная команда из китайских, американских и австралийских ученых опубликовали еще более красноречивое исследование, основанное на коллекции образцов, собранных в Гуандуне и еще трех китайских провинциях. Эта команда, которую возглавлял китайский вирусолог Вэньдун Ли, включала в себя Юма Филда, лаконичного австралийца, нашедшего резервуар Хендры, и двух нью-йоркских ученых из Consortium for Conservation Medicine. В отличие от гонконгских ученых, Ли сосредоточился конкретно на летучих мышах. Команда отлавливала диких животных, брала у них кровь, мазки со слизистой оболочки глотки и фекалий, а потом анализировала дублированные материалы в двух независимых лабораториях в Китае и Австралии; эта двойная проверка лишь укрепила уверенность в их результатах. В образцах был обнаружен коронавирус, который, в отличие от найденного Лео Пуном, очень напоминал SARS-CoV, выделенный у болевших людей. Его назвали «SARS-подобный коронавирус». Анализ показал, что этот SARS-подобный вирус особенно широко распространен в нескольких видах летучих мышей, принадлежащих к роду Rhinolophus, или подковоносов. Подковоносы – хрупкие маленькие существа с большими ушами и выростами вокруг носов, некрасивыми, но практичными, – похоже, они как-то помогают им направлять ультразвуковой писк. Они гнездятся в основном в пещерах, которых на юге Китая очень много, а по ночам охотятся на мотыльков и других насекомых. Этот род довольно разнообразный и включает в себя около семидесяти видов. Исследование Ли показало, что SARS-подобный вирус переносят три вида летучих мышей: длинноухий подковонос, карликовый подковонос и подковонос Пирсона. Если вы окажетесь на юге Китая и увидите этих животных в меню, возможно, лучше будет заказать вегетарианскую лапшу.

Высокая превалентность антител к вирусу у подковоносов в сравнении с нулевой у диких цивет стала важным открытием. Но и это еще не все. Команда Ли тоже секвенировала фрагменты вирусного генома, полученного из образцов фекалий. Сравнительный анализ этих фрагментов показал, что SARS-подобный вирус в разных образцах обладает значительным генетическим разнообразием – намного бÓльшим, чем у всех изолятов SARS-CoV, выделенных у людей. Этот вирус, похоже, довольно давно жил в популяции летучих мышей, мутировал, менялся, дивергиро-вал. Собственно, все разнообразие мутаций, отмеченное в человеческом SARS-вирусе, помещалось внутри разнообразия летучих мышей. Такое «матрешечное» взаимоотношение лучше всего отобразить в виде семейного древа. Ли и компания нарисовали такое древо. Оно послужило иллюстрацией к статье, опубликованной в журнале Science. Человеческий SARS-вирус был единственной веточкой, тонкой и маленькой, среди целой группы ветвей, изображавших вирусы летучих мышей.

Что это значило? Это значило, что подковоносы являются резервуаром, – возможно, даже единственным резервуаром – SARS-CoV. Это значило, что циветы, похоже, служили усилителем, а не резервуаром во время эпидемии 2003 г. Это значило, что никто точно не знал, что именно произошло той зимой в Гуандуне, из-за чего началась эпидемия, хотя Ли с коллегами выдвинули предположение. («Зараженный груз летучих мышей, который по несчастливой случайности возник рядом с видом, который оказался восприимчивым и сыграл роль усилителя, – писали они, – мог привести к преодолению межвидового барьера и созданию цикла заражений на рынке, где постоянно появлялись восприимчивые животные»[95]. Заражение по ассоциации. Среди восприимчивых животных могли быть не только гималайские циветы, но и енотовидные собаки, китайские барсуки, да кто угодно. На мясо там продают самых разных животных.) Это значило, что можно перебить хоть всех цивет в Китае, но SARS все равно будет среди нас. Это значило, что вирус существовал – вместе со своими экологическими ограничениями и возможностями – в рамках культуры, где «зараженный груз летучих мышей» может запросто прибыть на мясной рынок. Это значило, что едоки должны опасаться. А еще это значило, что требуются новые исследования.

38

Алексей Хмура – молодой американский ученый с мягким нравом, безупречной внешностью, разнообразным опытом и эклектичными вкусами. Он вырос в Коннектикуте, бросил университет, путешествовал, работал пекарем, выучился на шеф-повара, потом занялся реставрацией мебели, а через десять лет снова поступил в университет и занялся экологией. Когда я познакомился с ним, он работал администратором в Consortium for Conservation Medicine (программе Wildlife Trust, который с тех пор переименовали в EcoHealth Alliance) и собирал данные для докторской диссертации по экологии зоонозных заболеваний