в Южной Азии, в особенности SARS. Для этого он собирал образцы тканей у летучих мышей. Он пригласил меня посмотреть на его работу. В обговоренный день он встретил мой самолет в Гуанчжоу, и, полагаю, дуриан должен был стать для меня первым сигналом о том, что он безрассудный едок.

Едва приехав из аэропорта, мы с Хмурой присоединились к группе его друзей в Университете Сунь Ятсена и отведали самый вонючий в мире фрукт. Дуриан – это огромная шипастая штука, похожая на иглобрюха, проглотившего футбольный мяч; после вскрытия перед едоком предстает несколько кусков клейкой жирной мякоти, обычно от восьми до десяти, и крайне неприятный букет. На вкус мякоть напоминает ванильный заварной крем, а пахнет трусами человека, которого вы очень не хотите знать. Мы ели прямо руками, хлюпая жижей между пальцами. Это было еще до ужина, вместо пива с арахисом. А потом мы пошли в ресторан, где Хмура заказал нам блюдо из застывшей свиной крови – нарезанной мелкими кубиками и из-за этого похожей на печенку – с пророщенной фасолью и острым красным перцем. Под конец вечера моя рубашка насквозь промокла от пота. Добро пожаловать в Китай. Но мне очень хотелось узнать то же, что знал Алексей Хмура, поживиться плодами его ненасытного любопытства, и, если это необходимо, я был готов съесть вместе с ним что угодно.

На следующий день мы полетели в город Гуйлинь, на северо-западе от Гуанчжоу, расположенный в речной долине, знаменитой карстовыми горами и пещерами. Горы возвышались над долиной, словно фрикадельки на тарелке; они сплошь поросли лесом и были усыпаны естественными пещерками, желобами, ямами и нишами, выветрившимися в нестойком карстовом известняке. Хорошее место для туриста, если вы хотите полюбоваться видами, и для летучей мыши, если вы хотите устроить тут гнездо. Мы пришли не любоваться видами.

Но прежде чем началась работа с летучими мышами, Алексей сводил меня на продовольственный рынок, чтобы показать, что сейчас можно купить в Гуйлине официально. Ходя по узким улочкам между лотками, я видел зелень, разложенную аккуратными пучками. Фрукты лежали аккуратными горками. Грибы выглядели весьма загадочно. Красное мясо продавалось в основном шматками, ломтями и кусками; торговки, вооруженные острыми мясницкими ножами, стояли за фанерными столами. Сомы, крабы и угри медленно плавали в вентилируемых аквариумах. Лягушки-быки мрачно жались друг к другу. Печально, конечно, было смотреть, как мы приговариваем животных к смерти, чтобы удовлетворить свою жажду мяса, но это место не казалось более странным или зловещим, чем любой другой мясной рынок. В этом-то все и дело. То была разница между «до» и «после» – после того, как SARS обуздал аппетиты евэй. В последние годы, рассказал мне Алексей, здесь больше не торгуют дикими животными. В 2003 году – и даже в 2006, когда он впервые побывал на «мокрых рынках» южного Китая, – все было совсем иначе.

На рынке «Чатоу» в Гуанчжоу, например, он видел аистов, чаек, цапель, журавлей, оленей, аллигаторов, крокодилов, диких свиней, енотовидных собак, белок-летяг, разных змей и черепах, множество лягушек, а также домашних собак и кошек, которых продавали на мясо. Циветами не торговали – к тому времени их уже демонизировали и зачистили. Приведенный им список далеко не полон – он просто перечислил то, что запомнил, украдкой разглядывая прилавки. Еще можно было купить бенгальскую кошку, китайского мунтжака, сибирского колонка, барсука, китайскую бамбуковую крысу, агаму-бабочку и китайскую жабу, а также множество других пресмыкающихся, земноводных и млекопитающих, в том числе и два вида крыланов. Весьма эпикурейское меню. И, конечно же, птиц: египетскую цаплю, колпиц, бакланов, сорок, огромный выбор уток, гусей, фазанов и голубей, ржанок, пастушков, погонышей, коростелей, камышниц, бекасов, соек и несколько видов ворон. Один китайский коллега Алексея рассказал мне, что о торговле птицами и летучими мышами ходит пословица: «Жители Южного Китая готовы съесть все, что летает по воздуху, кроме самолета». Сам он был северянином.

После вспышки SARS и шумихи с циветами местные правительства (скорее всего, под определенным давлением Пекина) закрутили гайки, приняв новые ограничения на торговлю дикими животными на рынках. «Эра Дикого вкуса» не закончилась – ее просто загнали в андеграунд.

– В Китае до сих пор есть куча людей, которые считают, что свежее мясо диких животных полезно для дыхательной системы, для потенции, да для чего угодно, – говорил Алексей. Но теперь отслеживать эти сделки, не говоря уж об измерении объема торговли, было почти невозможно. Рыночные торговцы стали очень осторожны, и с особенной осторожностью они относились к явным чужакам вроде Алексея, человека с западной внешностью, с трудом говорящего по-китайски. Мясо диких животных по-прежнему можно было купить, в этом сомнений никаких не было, но только из-под прилавка или с черного хода, или с фургона, который останавливается на определенной улице ровно в два часа. Если вы сейчас хотите отведать бирманской черепахи или мунтжака, то вам нужно знать кого-то, кто знает еще кого-то, заплатить кучу денег, а договариваться обо всем подальше от людных мест.

Сам Алексей, как я узнал за нашими обедами и на прогулках, весьма необычно относился к мясоедству, – по крайней мере, необычно для американца. Он не обрушивался на евэй с резкой критикой. Он не осуждал употребление в пищу животного – практически любого животного, – если оно не добыто нелегальным способом, не принадлежит к краснокнижным видам и не заражено пагубными микробами, которых он здесь изучал. Однажды вечером, когда мы сидели у кастрюли с маленькими рыбками и ростками бамбука и хрустели рыбьими головами и хребтами, пережевывая их, я попытался разговорить его, заставить сформулировать четкие правила. Полагаю, мои вопросы были очевидны и просты.

– Каких животных вы не станете есть, Алексей? Назовите мне виды, от которых точно откажетесь. Приматы? Съедите ли вы мартышку?

Не моргнув глазом, он ответил «да», но с оговоркой: если мясо будет аппетитным на вид.

– А как насчет человекообразных обезьян? Если вы поедете в Африку, станете ли есть гориллу или шимпанзе?

– Вот здесь я уже черту не проведу, – ответил он. – Вопрос на самом деле прост: есть мясо или не есть мясо, и все. Вам придется проверить меня, поставив передо мной тарелку с человечиной.

Это могло прозвучать отвратительно, провокационно или просто по-дурацки, но не прозвучало, потому что он совершенно искренне, откровенно и логично пытался ответить на мой гипотетический вопрос. Выбор пищи для него нисколько не зависит от таксономии. В Нью-Йорке, по его словам, он питается в основном фруктами.

Следующие несколько дней мы провели, отлавливая летучих мышей в Гуйлине и вокруг него. В карстовых пещерах обнаружилось