Закрываю глаза. Глубоко дышу, стараясь всеми силами погасить ядерную войну, набирающую обороты у меня в груди.

Ещё один вдох. Выдох.

Медленно открываю глаза и выдавливаю из себя:

— Пожалуйста. Я прошу всего год. Ани закончит начальную школу и перейдёт в лицей. Мы ещё хорошую музыкалку ей со Стефой нашли. Они будут заниматься. Я… прошу тебя. Ну ты же получил от меня всё, что я могу тебе дать!

— Нет, Сар.

— Бля, ну извини меня за срыв! Ей было плохо. Анаит плакала, я сорвался. Прости! — ору на весь кабинет, чувствуя, как меня трясёт. — И с женой я не разведусь. Я люблю Стефу, — вообще не то, чем мне хотелось бы с ним делиться.

— Это очень хорошо, Саркис, — вмешивается «дед». — Но твой отец прав. Тебя, мой мальчик, нельзя оставлять без контроля. Ты горячий, вспыльчивый, как все мужчины нашей семьи. Да и малышке Анаит здесь ничего не угрожает, ты ведь знаешь. Её тепло приняли. Всем обеспечили.

— Кроме семьи, — цежу сквозь зубы, не оглядываясь на «деда». — Пожалуйста, Сур… отец, — засовываю гордость в задницу. Снова! Ради Ани, ради памяти о маме. Ради нашей новой маленькой семьи. — Дай мне год. Я обещаю, от меня не будет проблем, — под его удивлённым взглядом, опускаюсь на колени.

Однажды я сказал ему, если понадобится, я встану. Мне очень нужно сейчас.

В кабинете виснет тяжёлая тишина. Раскинув руки в сторону, стою и снизу вверх смотрю на его ошарашенное лицо.

Донор делает несколько шагов ко мне. Давит ростом. Мне кажется, я сейчас взорвусь. Стоять на коленях против моей природы. Никогда ни перед кем не унижался. Этот ублюдок постоянно заставляет меня это делать и явно получает свой кайф, глядя на то, как меня ломает.

— Нет, — тихо отвечает он. — Но видишь, как легко склонить тебя в нужную позу, когда ты начинаешь выёбываться, мой взрослый сын. Встань, — протягивает мне руку.

Игнорирую. Поднимаюсь и крепче сжимаю ладони в кулаки.

— Объясни Анаит, что мы хотим для неё только лучшего. И пойми, Сар, мне не нужна война с тобой. Мы можем играть на одной стороне и нормально общаться.

— Только по твоим правилам, — хриплю я.

— Не без этого. Я старше, мудрее и влиятельнее.

— Ты мудак и эгоист, — не отвожу взгляд, хотя он пытается давить.

— Одно другому не мешает. Так же это не мешает мне любить тебя, мой строптивый сын. И гордиться тобой.

— Ани просто ребёнок, которому страшно. Она не разменная монета. Не печать на твоих договорах.

— Малышка Ани, к сожалению, единственный способ, Сар, держать эти печати не сорванными. С ней всё будет нормально. В новом лицее хороший детский психолог. Ей помогут адаптироваться. Музыкальная школа. Пожалуй, да. Тут я согласен. Пусть занимается. Няня или Наталья смогут её возить. Видишь, я тебя слышу. И мой дом всё ещё открыт для тебя, Сар. Ты всегда можешь приехать к сестре. К тебе я её пока больше не отпущу. Эти поездки плохо влияют на ребёнка.

Не знаю, что меня остановило от удара. Выхожу из кабинета и всаживаю двоечку в стену.

Сука! Ненавижу!

Размашистым шагом иду в комнату к Анаит. Я обещал сестре зайти. Она ждёт меня на кровати в обнимку со своей сумкой. Рядом валяется развороченная коробка. На полу модная игровая приставка и ярко-розовые ролики.

— Он не разрешил, да?

Отрицательно качаю головой, опускаясь рядом с ней на кровать.

— Музыкалку только, — ищу у себя внутри улыбку для сестры, умалчивая о том, что даже на выходные ей теперь ко мне нельзя. И в этом виноват я.

Выходит так. Если бы подчинился и вернул Ани, когда требовал донор, сейчас не было бы этой подставы.

Эта вот хрень как раз та самая. Долбанный страх сбывается. Неправильно принятое решение, которое тянет за собой паршивые последствия.

— Кис, — тихо зовет сестрёнка. — Кис, ты плачешь? — удивляется она.

— Мальчики не плачут, — улыбаюсь ей, чувствуя, как слиплись влажные ресницы. — Они просто иногда не вывозят и ошибаются. Прости, Ани, — сжав зубы, крепко обнимаю сестру.

— Зато не в детском доме, — шепчет она мне то, что обычно говорю я. — И ты рядом.

— Я рядом, малая. Рядом…

Прощаюсь с Анаит. Выхожу на улицу. Закуриваю и сажусь на байк. Агрессивно срываю его с места, вылетая за ворота и уходя в точку на высокой скорости. Петляю между машин, не различая дорог и направлений.

Я облажался. Мне пришлось унижаться. Сестра увидела мою слабость…

Ломает, выть хочется.

Контролировать они меня хотят. Да куда, мать их, я денусь? Я встрял по уши в собственную жену и хер я её куда отпущу! Я для Ани лучшего хочу. Чёртово время! Всё, что я попросил у донора — немного времени. Но он так боится не справиться со мной, что давит через сестру.

«Трус, блядь! Ты не отец мне! Ты ёбаный мудак!» — ору до хрипа глубоко внутри себя. Снаружи я слился со своим байком, со скоростью, с дорогой. У меня все мышцы горят от перенапряжения.

Перед глазами мелькает разделительная полоса очередной дороги. Хер знает, где я еду. Поднимаю взгляд, чтобы наконец осмотреться. Сердце моментально взвинчивает обороты на максималку. Передо мной разворачивается тачка, решившая ехать в другую сторону. Мозг уже понял, что это конечная.

«Прости меня, мама» — несётся в голове. — «Я не справился».

Байк влетает передним колесом в борт застрявшей на развороте машины. Мне даже не больно. Просто свет гаснет, и всё.

Стефания

Меня так резко будит звонок в дверь, что на несколько секунд становится нехорошо. В ушах шумит и сердце заходится, давя на грудную клетку. Сажусь на кровати, моргаю. У Саркиса ключи, да и на смене же он. Кто тогда?

Тишина заставляет сомневаться. Вдруг приснилось?

Трель звонка раздаётся вновь, отвечая на мой вопрос. Спускаю босые ступни на пол и иду открывать.

— Кто там? — в глазок, как назло, ничего не видно.

— Это Гордей, Стеф. Открой.

Посреди ночи?

Тряхнув головой, проворачиваю внутренний замок и распахиваю дверь. На пороге действительно друг и тренер моего мужа. Мрачный, бледный. В карих глазах расплылась чернота.

Живот невольно поджимается до боли, и дыхание начинает сбиваться.

— С ним что-то случилось? — спрашиваю упавшим до хриплого шёпота голосом.

Гордей проходит глубже в нашу обновлённую прихожую. Берёт меня за руку. У него пальцы холодные, а на улице лето.

— Кис на байке в тачку влетел.

Моё сердце перестаёт биться, а в коленях будто появились мягкие, растянутые пружины. Качает. Гордей удерживает и помогает сесть прямо на обувную тумбу.