— Как выгодное капиталовложение? — холодно интересуется Гордей.

— Как сын. Первый, старший и очень похожий на меня в молодости.

К нам наконец выходит один из врачей. Смотрит так, что у меня внутри всё застывает.

Стефания

Если бы меня не страховали Кирилл и Гордей, я бы точно упала, не успев подняться с дурацкой кушетки. Вообще мне кажется, что самая стойкая сейчас здесь Анаит. Она перестала плакать, как только увидела врача. Взяла меня за руку и крепко её сжала. В этом простом жесте я почувствовала её брата и удивительно тёплую волну поддержки от девятилетней девочки.

— Он живой, — шепчет Ани.

Волнение малышки передаёт дрожащий голос. Её глаза наполнены невероятной уверенностью.

— Живой, — тихо отвечает заметно уставший врач.

У меня в этот момент всё же подкашиваются ноги. Кирилл ловит и помогает сесть.

— У него тут такая группа поддержки, — с тёплой улыбкой смотрит на маленькую Анаит. — Я хочу, чтобы вы понимали, ребят. Сегодня я не могу дать вам никаких гарантий. Справится, у нас впереди много работы. Предстоит ещё несколько операций и длительный период восстановления. Скорость была большая, удар сильный. Его здорово потрепало. Он точно сядет. Встанет ли, пока не знаю. Это покажет время.

— Мой сын останется инвалидом? — голос дяди Сурена больно врезается мне прямо в мозг.

— Я этого не утверждал, — качает головой врач. — Лишь дал вам примерную картинку на ближайший год, а то и два. Также вы должны быть готовы к серьёзным расходам. Предстоящие операции и реабилитация выльются в сумму с шестью нулями. Какая цифра будет перед нами, станет ясно только в процессе. Давайте для начала всё же выведем парня из тяжёлого состояния, потом ещё раз детально всё обсудим.

— К нему можно? — тихо спрашиваю я.

— А вы…?

— Жена.

В глазах врача удивление. Он неопределённо качает головой. Смотрит на Анаит, а она на него полными слёз и мольбы глазами.

— Сейчас в любом случае нет. Приезжайте утром. Часам к десяти. Я после планёрки вас встречу и, если реаниматолог даст своё добро, проведу ненадолго. В таких случаях мы обычно не препятствуем. Знаете, поддержка близких часто творит чудеса. Поезжайте домой. Отдыхайте. Силы вам ещё понадобятся.

Врач уходит. Ани кладёт подбородок мне на плечо и тихо всхлипывает.

В голове сплошным потоком несутся ключевые фразы: сегодня живой, точно сядет, может не встать, реабилитация, сумма с шестью нулями, год или два, понадобятся силы.

Бегущая строка замыкается и по кругу повторяется, повторяется, повторяется…

Рядом уже не всхлипывает, а тихо плачет Ани. Парни что-то обсуждают в стороне от нас. Их голоса эхом разносятся по коридору.

Перед нами присаживается дядя Сурен. Голоса стихают. Анаит старается отодвинуться от него подальше.

— Деньги будут, Стеф.

— Будут, — киваю я. — Попрошу родителей помочь, — повторяю. — Продам машину, — всё равно я на ней почти не езжу. Она новая. — Мы справимся. Нам не нужна ваша помощь. Мы её не принимаем, — зло смотрю ему в глаза.

— Стефа, не говори ерунды. Да, я виноват. Но сейчас глупо торговаться.

— Я не торгуюсь, дядя Сурен. Саркис не примет от вас ни копейки. Он будет умирать, но ничего не возьмёт. А я хочу, чтобы мой муж жил! — к горлу комом подступает истерика.

— Мы поможем, — к нам подходит Кирилл. — Сами, через моего отца и спонсоров клуба.

— Ты забыл, что в ваш клуб вложены деньги нашей семьи тоже, — напоминает ему дядя Сурен.

— У нас есть и другие сильные спонсоры, — спокойно отвечает Гордей. — Они знают Саркиса как перспективного гонщика. В него готовы вкладываться. С финансовой стороной вопроса проблем не будет, Сурен Баграмович.

— Мы ещё вернёмся к этому разговору, — поднимается дядя Сурен. — Ани, поехали домой, — протягивает ей руку.

— Я с тобой не поеду, — упирается малышка. — Я останусь со Стефой.

— Ани, перестань. Мы утром сюда вернёмся, — настаивает он. — Ты должна поехать со мной.

— Нет. Я не поеду! Не поеду! — кричит она на весь коридор. — Лучше в детский дом! Не поеду!

— Тихо-тихо, — прижимаю её к себе и сама реву. Не могу больше держаться. — Дядя Сурен, — смотрю на него сквозь слёзы. Силуэт расплывается. Я кожей чувствую его напряжение и недовольство. — Пожалуйста, не сейчас. Всем и так плохо. Пусть останется со мной.

— Хорошо, — сдаётся он. — В десять я буду здесь. Увидимся.

Разворачивается на каблуках своих начищенных туфель и уходит, не протянув руки парням. Наверное, понял, что они бы не пожали.

— Нам тоже надо идти, — Гордей помогает мне подняться. Крепко сжимаю ладошку Ани.

Посылаю Кису мысленное: «Держись, пожалуйста. Сестрёнку я на сегодня отвоевала».

Иду по коридору, всё время оглядываясь. Мне кажется, он сейчас выйдет к нам и будет возмущаться, что я его не поцеловала.

На улице парни закуривают и вызывают такси. К нам едем все вместе. В квартиру поднимаемся тоже. На автомате делаю взрослым кофе, а для Анаит чай. Она вымоталась, клюёт носом прямо за столом. Кирилл поднимает её на руки и уносит в спальню.

— Кто-то из нас может остаться с тобой, — предлагает Гордей.

— Не надо. Вас дома тоже ждут. Я лягу сейчас, а до больницы съезжу к своим. Надо документы на машину найти и поговорить с отцом насчёт помощи.

— Бля, ну малой! — проводит ладонью по волосам Кир. — Дать бы по башке. Так уже сам приложился!

— Он упрямый, — стараясь меня поддержать, улыбается Гордей. Улыбка правда выходит грустной и усталой. — Вот увидишь. Ему как скажут, что он на байк больше не сядет, сам себя зубами поднимет.

— Я даже не знаю, что страшнее. Что не поднимет или как раз зубами, — всхлипываю я.

Состояние пограничное. И в истерику до конца не утягивает, чтобы уже прореветься. И совсем не плакать не выходит. У меня никогда такого не было. Не понимаю, как с этим справиться. Как-то надо. Романтика, детство… всё это закончилось. Впереди адски тяжёлая работа. И от сомнений в собственных силах тоже страшно. Я ведь тепличная девочка, которая готовить то толком не умеет. Смогу ли я ему помочь? Точно буду стараться.

Провожаю парней, заглядываю к Анаит и останавливаюсь перед входом в нашу с Саркисом спальню. Долго стою, глядя на пустую расстеленную кровать. Делаю шаг. Снимаю штаны и ложусь в его футболке на его подушку. Слёзы текут сами по себе. Я впиваюсь в наволочку зубами и бессильно рычу в неё, давая выход эмоциям. Мне физически больно. Ломит рёбра и стянуты все мышцы живота. Давит в груди, и сердце бьётся так быстро, в знакомом ритме. Ловлю его, считаю. Чёртовы сто сорок ударов, ставшие символом наших отношений, словно привет от Саркиса.