– Иннокентий! – истошно закричала я. – Постой!

– Чего? – не менее истошно закричал он и остановился как вкопанный – подходить ко мне он и не думал.

– Ты ведь нигде не работаешь? – спросила я, подбежав к нему вплотную.

– Мне нельзя.

– А хочешь быть конструктором упаковок для микроторпед по точному и мгновенному поражению целей противника на сверхсекретном предприятии? – выпалила я. Как я могла столь стихийно сформировать эту фразу, не знаю – неизвестно, как вообще пришла мысль о сравнении «Эбатова и К*» со сверхсекретным военным предприятием – видимо, сработало ассоциативное мышление: Икки говорила как-то, что свечи должны по форме напоминать боевые торпеды. К тому же я понимала – предложи бывшему бабушкину ученику стать простым клеильщиком коробочек, он снова развернулся бы и умчался прочь, не сказав ни слова. Сейчас, внимательно выслушав меня до конца, он мелко запрыгал на месте, согнул в локтях руки и принялся сжимать и разжимать пальцы, что означало крайнюю радость.

– Я тебе позвоню, хорошо?

– Когда?

– Вот договорюсь с заведующей… – я чуть было не ляпнула «аптекой», – секретного предприятия и позвоню. Она моя подруга, так что, думаю, все будет в порядке.

– Подгуга?

– Да, ты ее видел…

Иннокентий вдруг отключился – глаза стали пустыми-пустыми…

– Я габочий человек! – неожиданно крикнул он не с гордостью, а даже с какой-то наглостью и презрением ко всем окружающим, развернулся и мелкой трусцой побежал в сторону своего дома.

Ближе к вечеру приехал Кронский. Теперь он ездил ко мне каждый день, как на работу. Свой роман о неземной любви, предательстве и измене я почти закончила – осталось написать эпилог и свести концы с концами, переженив всех героев.

За окном уже стемнело, а мы с «Лучшим человеком нашего времени» все сидели за компьютером и ругались по поводу сцены близости главных героев его романа в полупустой районной библиотеке.

– Это слишком откровенно! – сердилась я.

– Да что тут откровенного?! – удивлялся Алексей. – Ну подумаешь, голый зад на подоконнике! Ты как выпускница института благородных девиц!

– А моя обнаженная нога на полке с детективами Агаты Кристи? – не сдавалась я.

– Всего лишь нога! Не что-нибудь! – он тоже не сдавался.

– Нет, это нужно переписать или вычеркнуть! И потом, ты так пошло описываешь то, что ты чувствовал в этот момент!

Кронский выделил три больших абзаца и с горестью, но необыкновенной решимостью удалил их.

– Вот, – одобрительно проговорила я, – стало значительно лучше. Теперь перейдем к сцене в туалете – ее тоже не мешало бы… смягчить.

Мы молча уткнулись в экран, и я вдруг подумала: «Странно как-то даже. Алексей меня любит, столько времени добивался встречи, и когда, наконец, его мечта осуществилась, сидит рядом, как истукан. Никаких знаков внимания! Будто я не женщина, а деревяшка какая-то!» Мне даже стало неприятно, и в этот самый момент Кронский словно прочитал мои мысли и рухнул передо мной на колени.

– Марусь, а хочешь, я вовсе не буду этот роман писать? Хочешь, я имя героини заменю? – трепетно шептал он, целуя мои ноги. – Или снова займусь детективами? Он поднимался все выше и выше. – А хочешь, я на твоих глазах его уничтожу? – предложил он, страстно целуя меня в губы. – А хочешь… Хочешь, я вообще писать брошу и в чернорабочие подамся? – И он повалил меня вместе со стулом на пол. – Я соскучился, я соскучился… Как ты могла спать с этим своим… Отелло? А ты скучала?

У меня снова закружилась голова – я не могла его обманывать и ответила, что тоже очень соскучилась, просто истосковалась вся!

Мы кувыркались по полу довольно долго, потом каким-то образом закатились в коридор, и Алексей внезапно вскочил на ноги.

– Что-то случилось? – Мой голос прорезался сквозь туман несвершившегося наслаждения.

– Я ничего не могу, – совершенно убитым голосом проговорил «Лучший человек нашего времени». – Я ничего не могу! Я полгода лечился у сексопатолога с психотерапевтом, платил им бешеные деньги, чтобы стать нормальным, как все – ради тебя, чтобы жить с тобой, быть с тобой… Эти шарлатаны уверяли меня, что после шестимесячного курса лечения я буду запрыгивать в постель к даме сердца, как молодой козлик! И что?! Что, спрашивается?! Я превратился не в молодого козлика, а в старого, немощного козла!

– Всякое бывает, – пролепетала я, пытаясь утешить его (так трогательно, что он лечился и выкинул кучу денег, чтобы жить и быть со мной!). – Сегодня не получилось, завтра получится.

– Дудки! Ничего не получится! – прогремел он и, подойдя ко мне, нежно, неуверенно сказал: – Марусь, ты прости меня, но я должен побыть один…

– Долго? А как же твой роман?

– К черту роман! Я потом его допишу!

– Когда потом? – Я не понимала ровным счетом ничего.

– Я решил. Завтра же я уезжаю в Тибет. Только тибетские монахи способны излечить меня от импотенции! – воскликнул он и ушел, хлопнув дверью.

Нет, Пулька все-таки права, когда говорит, что мужики – это какие-то совершенно отдельно существующие нечеловеческие особи. И эти самые особи еще поражаются женской логике! У них-то она есть?! Один жаждет жениться на мне в течение двадцати лет, и когда это желание вот-вот должно осуществиться, он вдруг ни с того ни с сего разрывает со мной все отношения и не звонит уж больше недели! И я не намерена ему звонить – я вообще обиженная сторона, несправедливо и непонятно в чем обвиняемая! Я всегда стараюсь придерживаться тех трех пунктов, которые должна соблюдать любая уважающая себя женщина в общении с «особями»:

1. Не терять самообладания.

2. Соблюдать дистанцию.

3. Не вешаться на шею.

Так что моего звонка Влас не дождется!

А взять Кронского! Полгода вымаливал у меня прощение за свою гнусную, низкую измену, и стоило ему только добиться цели, как он бежал! Да еще с какой мыслью! – что его могут спасти от импотенции монахи! Ужас!

После разрыва с «Лучшим человеком нашего времени», я почувствовала себя покинутой, одинокой и никому не нужной. Одним словом, я впала в чудовищную двухчасовую депрессию, размышляя над тем, какая я несчастная и как подло со мной обошлись Влас с Алексеем.

По истечении второго часа я вспомнила мудрое изречение потомка великого писателя Миколы Тарасовича Яновского: «Одной жопой на два базара» и решив, что эта фраза, касаемая Пулькиного зада, неудачно разместившегося посредине двух табуретов, в данном случае как нельзя лучше подходит мне, уселась сочинять эпилог романа о неземной любви, предательстве и измене, и в три часа ночи или утра (для кого как) я поставила жирную точку, дописав последнее предложение.

* * *

Проснувшись в полдень, я сладко потянулась в кровати и подумала: «Как хорошо просыпаться одной! Никто не упирается в тебя своими коленками, никто не придавливает твое тело тяжелой сонной рукой к постели, не храпит над ухом! Никому не нужно делать завтрак! Никто не будет ворчать, что курить по утрам вредно! Правда, и кофе в кровать тоже никто не принесет, но это не беда! Сама сварю».