Мэгги достала бумажник игуановой кожи (от Джулиана Визуна) из своей сумочки. Регги взял его и заглянул внутрь.

— У меня только десять долларов, — сказал он.

— Не беспокойся, — сказала Мэгги. — До гаража доехать хватит. Потом я подброшу тебя до центра на своей машине.

— Хорошо, хорошо, — сказал Регги. — Ты выиграла. Я займусь этой чертовой съемкой.

Мэгги свернула на дорогу, ведущую к ферме Кеттл-хилл, когда навстречу ей попалась красотка блондинка Уолтера Фойерветера, выезжавшая на своем «вольво». Этот раздражающий факт, хоть и был незначительным, походил на крупинку соли в открытой ране, которой стала нынешняя жизнь Мэгги. Без четверти девять утра треск цикад в саду казался криком. Солнце угрожающе выглядывало из-за деревьев с востока на фоне неестественно сверкающего голубого неба. Дом был пуст. Ни Линди, ни Хупера, ни горничной Квиноны, ни Нины.

Нина! Только одна мысль о том, что придется искать другую помощницу по кулинарии, вызвала у Мэгги тошноту, какая появляется из-за неприятного запаха, образуемого при варке рубца вместе с капустой (довольно странное блюдо из Старого Света, которое так обожала ее бабушка Эльзи). Кроме того, Мэгги вывело из себя то, что она понятия не имела, какой сегодня день. Не наступила ли следующая неизвестная страница ее жизни? Она узнала, что была пятница, только внимательно посмотрев на график работ, висевший на стене. К ее глубокому удовлетворению, никаких работ до следующей среды не ожидалось. А в среду предстояло готовить обед на семьдесят пять персон для Лиги избирательниц округа Фэйрфилд. Их только посчитать что стоит, ужас. Нет. Невозможно без Нины и по крайней мере двух «сменщиц», так они называли постоянно сменявшихся работниц, которых нанимали на неполный рабочий день. В панике она еще раз позвонила Нине домой, на этот раз аппарат ответил по-другому:

— Привет. Это Нина. Но фактически меня здесь нет. Я буду в Испании и Марокко до четвертого июня. Оставьте сообщение. Приеду — отвечу. Пока.

Но почему это сообщение звучит так… легкомысленно? Уехала, словно шутя! Была ли в этом скрытая угроза? Можно ли рассматривать эту легкомысленность как попытку обидеть ее? — думала Мэгги. И значит ли это, что Нина ушла от нее? Это было очень, очень тягостно. Со смешанными чувствами Мэгги полистала карточки в огромном «ролодексе», стоявшем здесь же на кухне на разделочном столе. На нескольких сотнях карточек с именами многих работников, нынешних и бывших, не было ни одного человека, на которого она могла бы действительно рассчитывать так, как на Нину. Любое имя, на котором она останавливалась, вызывало у нее легкий приступ тоски: одна слишком медлительна, другая слишком неряшлива, та слишком болтлива, эта слишком неуклюжа, той не хватает воображения, та слишком завистлива. У Нины не было этих недостатков, а теперь ее нет. Потеряна! Мэгги медленно опустилась на стул. Мысль о необходимости составить меню для обеда Лиги избирательниц или даже списка продуктов повергла ее в отчаяние. В тот момент, когда ее эмоции начали перерастать в уже знакомый кошмар, она потянулась к телефону и принялась набирать номер.

— Ты как, Гарольд? — сказала она, пытаясь казаться беззаботной.

— Это ты, Мэгги? — сказал Гарольд Хэмиш. — А я только что собрался выходить из дома.

— Правда? Куда?

— В Вермонт. Ты помнишь? Личинки поденки.

— А, эта маленькая мушка со странным названием.

— Абсолютно верно.

— Думаю, тебе будет приятно узнать, что Регги Чан в конце концов согласился снимать для книги.

— Это здорово. Мне действительно стало легче. Чего тебе это стоило? Ой, забудь, что я спросил. Я просто доволен, что мы опять работаем. Ура-ура и все такое!

— Так ты собираешься на природу?

— Да. Поедешь со мной?

— Между прочим, я думала об этом.

— Правда? — спросил он удивленно. — Перестань думать об этом, а то раздумаешь. Просто собирай вещи. Я заеду и заберу тебя через час.

— Это была ужасная неделя, Гарольд. Совершеннейший кошмар.

— Подумаем, как развеять его потрясающими приключениями в Зеленых горах[32]. Я буду приблизительно через час. Будь готова сразу же выехать.

— Ты — мой рыцарь в блестящих доспехах.

Она положила в чемодан от Луи Вюиттона комплект одежды фирмы «Норд Вудс». Затем снарядила объемистую сумку напитками и съестными припасами: по две бутылки «Матро-Мерсо» и «Пуйи-Фуиссе», одну действительно великолепную бутылку «Крио-Батар-Монраше» урожая 1988 года, большой клин маслянистого сыра «Сен-Андре», банку паштета из гусиной печени, коробку овсяного печенья, стеклянную банку солений своего изготовления, полкило прошутто, совершенно зрелую дыню, несколько зеленых помидоров с огорода, банку орехов кешью в карамели и несколько больших плиток горько-сладкого шоколада «Линдт». Потом она немного понежилась в ванне, смыв с себя запахи больничной палаты, потом надела красную шерстяную безрукавку в большую красную клетку, почувствовав себя сразу девочкой шестнадцати с половиной лет. И только она успела заколоть волосы шпилькой из черепахового панциря, как Гарольд уже стоял на дорожке у входа рядом со своим восстановленным автомобилем «Морган-плюс-четыре-плюс» выпуска 1965 года, с плотно опущенным и аккуратно застегнутым кожаным верхом. Он нажимал на клаксон, словно один из ее школьных друзей, которые так же гудели у ее дома тридцать лет назад.

По стечению обстоятельств, Уолтер Фойерветер легкой походкой вышел из-за деревьев со стороны розария как раз в тот момент, когда она садилась на пассажирское место. На его морщинистом ученом лице появилось выражение, которое можно было принять за… удивление! Это порядком смутило Мэгги, но в том состоянии усталости, в котором она находилась этим утром, все казалось ей немного отстраненным.

— Ой, господин Фойерветер, — с притворной беззаботностью произнесла она. — Я уезжаю на выходные.

— Ну и хорошо, — сказал он.

— Нам ничего не нужно обсудить, пока я не уехала? — спросила она.

— Не думаю.

— Ну, тогда… Все нормально?

— Отдыхайте и не беспокойтесь ни о чем, — заверил он ее.

И только тут она поняла, что он улыбается. Гарольд тоже смотрел на Фойерветера и просто сиял от радости так, будто выиграл приз в каком-нибудь спортивном состязании. Мэгги и в голову не пришло, что этим призом может быть она сама, но в обмене взглядами между ними было нечто от таинственного процесса, происходившего в мужских железах, последствия которого могли оказаться небезопасными для окружающих. Чтобы положить этому конец, она представила мужчин друг другу. Они пожали руки в скупой манере самцов, признающих свою принадлежность к одному и тому же типу и поступавших подобным образом множество раз в подготовительных школах, в студенческих братствах, загородных клубах и офисах компаний. Мэгги застегнула хлопчатобумажную кофту, надетую поверх безрукавки, пока мужчины обменивались бессмысленными вежливыми фразами о погоде и великолепном состоянии коллекционной машины Гарольда.