что мы покинули город, и приподнялся посмотреть, где мы – ведь никто не может ждать от человека, что тот пролежит, скрывшись от чужих взоров, восемнадцать часов. Если водитель и видел в зеркало заднего вида, что я сел, он не особо этим озаботился и ничего не сказал. И думаю, я знаю причину.

Ведя машину на маленькой скорости по запруженным улицам большого города, он был очень осторожен. Сейчас, на более высоких скоростях, среди бела дня, вряд ли кто-либо мог заглянуть сквозь тонированное стекло и различить мои этнические признаки. Я все же оставался начеку и был готов спрятаться в любую минуту, но в конце концов слегка расслабился. Стало легче от простой мысли, что я могу сидеть и видеть, что происходит снаружи (и внутри) микроавтобуса.

К сожалению, снаружи было не так приятно, как я ожидал. Взглянув в окно, я скорее встревожился. Мне показалось, что китайское понимание личного пространства на скоростных шоссе этой страны ничем не отличается от того, что наблюдается на забитых пешеходами тротуарах и в столпотворениях на рынках. Кажется, китайцы полагают, что им с лихвой хватает личного пространства – лишь бы не пихали и не трогали.

И то же самое творится на дорогах. Сперва я этого не понял, но по нашей двухрядке в обе стороны непрерывным потоком текли машины на скорости более ста километров в час. Каждый раз, когда мы сходились с шедшим навстречу грузовиком или другим микроавтобусом, расстояние между боковыми зеркалами машин сокращалось до сантиметров. Мои компаньоны, включая водителя, смеялись и болтали. Казалось, они не обращают вообще никакого внимания на эту поездку, которая для меня стала самой жуткой в жизни. Внезапно выяснилось, что лежать на заднем сиденье намного безопаснее – не на деле, так по ощущениям.

Чуть позже я почувствовал, что машина набирает скорость, приподнял голову и огляделся. Мы ехали по четырехрядному шоссе, похожему на американские федеральные трассы. Мы ехали со скоростью по меньшей мере в сто сорок километров в час. Дорога выглядела новой, гладкой и безопасной. Я откинулся на спинку сиденья, думая, что теперь-то смогу немного подремать. Но прежде чем я успел клюнуть носом, мы вильнули настолько резко, что мне пришлось схватиться за спинку сиденья, дабы не скатиться на пол. Я даже не стал оборачиваться: возможно, о причинах маневра лучше было не знать.

Когда мы вильнули второй раз, через минуту, я приподнялся достаточно высоко, увидел дорогу, убегавшую прочь, и понял: мы ловко избежали столкновения с двухколесной фермерской повозкой, запряженной ослом. Фермер был одет в традиционный крестьянский наряд, а на повозке громоздилась груда каких-то продуктов. Наш водитель все смеялся и очень быстро говорил – так же быстро, как ехала наша машина. Казалось, с такой же стремительностью растет в Китае число домашних церквей.

Наконец мы сменили «скоростную магистраль» на проселочные дороги. Когда стемнело, мы проехали несколько километров по грунтовке, свернули на длинный скотопрогонный проселок, съехали и с него, потом остановились за двухэтажным жилым домом, чтобы нас не видели с дороги, и водитель объяснил: «Друзья позволили нам переночевать здесь. Дальше поедем завтра утром. Надо добраться до места засветло».

Нам открыла женщина средних лет. Казалось, она ждала. Она пригласила нас в дом, накрыла на стол, угостила нас чаем, а потом отвела на второй этаж дома – вне всяких сомнений, самого уютного и большого из тех, что я видел в Китае.

Утром, незадолго до рассвета, я тихонечко выскользнул из кровати, умылся, оделся и приготовился провести еще один день в пути. Я не хотел мешаться под ногами у попутчиков, когда те проснутся, и на цыпочках спустился по лестнице в кухню. Ее озаряло рассветное солнце, и я увидел мужчину в униформе. Мы оба застыли. У меня не было никакого понятия о китайских чинах, но осанка выдавала в нем обладателя большой власти. Я стоял и не сводил с него глаз. Он же, казалось, смотрел сквозь меня, на что-то за моей спиной, так, словно меня вообще не было. А я и правда хотел исчезнуть.

Мы не произнесли ни слова и никак не показали, что знаем о присутствии друг друга. Он резко развернулся, взял что-то в углу кухни и исчез за дверью. Мое сердце колотилось как затравленный зверь, а колени дрожали еще долго после того, как я услышал звук заведенного двигателя и шорох гравия: тяжелый автомобиль медленно выезжал на дорогу перед домом.

Через несколько минут в кухню вошел наш водитель, я рассказал ему обо всем и спросил, не знает ли он, кем был этот мужчина. Тот не ответил, а сказал, что ему следовало предупредить меня не спускаться со второго этажа в одиночку рано утром. Я извинился. Я не собирался навлекать опасность ни на него, ни на других. Но казалось, он сильнее переживал за мужчину, с которым я столкнулся.

А затем он объяснил, почему офицер решил не говорить со мной и даже не замечать моего присутствия. Если когда-нибудь возникнет такой вопрос, он всегда сможет честно ответить, что в своем доме он никогда не встречал, никогда не разговаривал и никогда не видел кого-либо похожего на меня. «Это наш очень хороший друг. И он поддерживает наше движение, – сказал водитель. – У него нам ничего не грозит. Властям и в голову не придет, что столь высокопоставленный военный – верующий. Но и он, и его семья очень сильно рискуют, когда разрешают нам укрыться у них».

* * *

Второй день нашего путешествия был во многом схож с первым, но с единственным отличием. Примерно в полдень, проезжая через большой город, мы увидели так много иностранных туристов, гулявших по тротуарам, что мои попутчики решили: я вполне могу пойти в ресторан на ланч.

Я был настолько истощен, что ближе к вечеру заснул и не просыпался почти до самого заката, пока не почувствовал, что машина идет по-другому. Я привстал и выглянул в окно. Мы ехали по длинной грунтовой двухрядке. Сочная зелень деревьев плотно окружала машину с обочин. Ветви порой сплетались в балдахин, почти закрывавший небо.

После десяти километров пути, на котором нам не встречалось ничего, кроме деревьев, мы неожиданно выехали к небольшим участкам распаханной земли, разделенным на десятки полей вокруг фермы, огороженной трехметровым беленым забором.

Наш микроавтобус тащился по двухрядке, шедшей между полями. Когда мы добрались до фермы, старые ржавые ворота распахнулись, и водитель подъехал к сельскому домику. На деле то был не дом, а обиталище из отдельных «комнат», обустроенных вдоль ограды