– Постой! – обернувшись, посмотрел вслед ему Том. – Ты объясни хотя бы…

Стукнула захлопнувшаяся за «серым» дверь.

Оставшись в одиночестве, Том почувствовал себя последним человеком на Земле.

И ему стало грустно.

Том не смотрел по сторонам. Взгляд его был устремлен на переднее колесо велосипеда. Оборот за оборотом оно наматывало на себя километры пути. Оно было спокойно и уверено в себе. И еще – уравновешенно. Потому что точно знало, что нужно делать. Нужно вращаться вокруг оси, на которое оно было насажено. Быстрее, медленнее, но все время в одном и том же направлении. И никаких сомнений.

Хотел бы и Том вот так, как колесо, катить себе все время вперед, не задавая вопросов.

Тихо шуршит резина, соприкасаясь с дорогой. Рисунок протектора сливается в сплошную черную линию.

Если ни о чем не думать, то все кажется простым. Ну, или не очень сложным. Поворот направо или поворот налево – выбор невелик.

Но лучше всего ехать вперед и не смотреть по сторонам.

Том боялся увидеть оройнов.

Он не хотел смотреть на то, во что превращались люди.

Кого-то из них он мог встречать на улицах города, когда еще все было в порядке. Кого-то знал в лицо, а кого-то даже по имени.

Ахав утверждал, что процесс превращения человека в оройна необратим. Следовательно, помочь им уже невозможно.

И все равно, Том не был уверен в том, что, увидев знакомое лицо, пусть даже искаженное зверской гримасой, он не утратит всю свою решимость и сможет первым нанести удар.

Оройны никогда уже не смогут снова стать людьми. Когда все закончится, они будут обречены жить в клетках. Им уже нельзя будет помочь.

Но можно было попытаться спасти тех, кто еще не утратил полностью человеческую сущность.

Если только «серый» не водил Тома за нос, чтобы втемную использовать его в собственных интересах.

Почему он сказал, что только завтра укажет место, где находится второй пакаль?

Чего ради нужно ждать целый день, когда дорог каждый час?..

Чем дольше Том размышлял над тем, что рассказал Ахав, тем больше у него возникало вопросов. И тем меньше логики оставалось в истории «серого».

В конце концов Том решил, что лучше вообще об этом не думать. Сам он ответы найти не сможет, потому что у него нет необходимой для этого информации. Ну, а если так, то чего ради голову ломать?

Он согласился участвовать в Игре – ну, значит, так тому и быть! Он как колесо будет катиться вперед, пока кто-то нажимает на педали.

Баррикаду из двух столкнувшихся машин, перегородивших Вуд-стрит, Том объехал беспрепятственно.

Бритоголовых видно не было.

Ни одного.

То ли попрятались, завидев уже знакомого им велосипедиста, то ли и вовсе решили каким другим делом заняться.

Не успел Том порадоваться тому, что все так здорово складывается, как из проулка слева раздался истошный, пронзительный крик.

Невозможно было понять, кто кричит: мужчина или женщина.

Ужас, боль, отчаяние – все слилось в этом вопле.

Крик тянулся на одной невыносимо долгой ноте.

Пока внезапно не оборвался.

Том не притормозил.

И даже не посмотрел в ту сторону.

Ему было страшно.

Страшно, потому что он знал, что может там увидеть.

Мысленно он уже провел черту между двумя мирами – оройнами и теми, кого еще можно было спасти.

Помочь всем сразу было не в его силах.

Том проехал мимо разбитого экскурсионного автобуса с трупом у заднего колеса.

Мимо странной лужи возле дома Хопкинсов.

На Гринхилл-стрит все было тихо.

Миссис Уотс смотрела в окно, подперев щеку ладонью.

– Как дела, миссис Уотс? – окликнул ее Том.

– Все в порядке, Томми, – помахала ему рукой в ответ пожилая леди.

– Вам ничего не нужно?

Том имел в виду что-нибудь из еды. Но миссис Уотс мечтательно посмотрела в серое небо и задумчиво протянула:

– Ну-у… Если бы ты мог вернуть мне молодость…

Том задумался.

А что, если действительно попробовать? Скорее всего, он бы сумел убедить миссис Уотс в том, что она вновь стала молодой, красивой и желанной…

Хотя, наверное, не стоило этого делать.

Если пожилая леди внезапно пробудится от сна и поймет, что она уже далеко не молода, кожа у нее дряблая и морщинистая, а волосы седые и редкие, это может обернуться для нее не просто шоком, а крахом всего, чем она жила.

– К сожалению, это не в моих силах, миссис Уотс, – развел руками Том.

– Очень жаль, Томми, – грустно посмотрела на него пожилая леди.

Как будто втайне все же надеялась, что он сумеет ей помочь.

Войдя в дом, Том услышал старую матросскую песню, которую в два голоса распевали на кухне дядя Боб и доктор Робертс:

Когда моя Мэри разлюбит меня!

Я выбью в кулак свою трубку!

И к вечеру влезу на борт корабля!

Не дело цепляться за юбку!

Том улыбнулся.

Оба его подопечных были дома, с обоими, похоже, все было в порядке, и, судя по всему, им удалось найти общий язык. А поскольку песня была пиратская, следовательно, до запасов виски дяди Боба они не добрались. И в винную лавку сбегать не успели.

Отлично.

Оставалось только выяснить, как дела у тети Мэгги.

– А вот и Том! – улыбнулась тетя Мэгги, едва только Том вошел на кухню.

От неожиданности тот едва не вздрогнул. Но тут же вспомнил, что он ведь сам попросил называть его Томом, когда знакомился с мистером и миссис Картрайт.

– Приятель! – радостно взмахнул рукой капитан Боулмингтон. – Надеюсь, ты притащил нам ром!

– Увы, капитан Джек, с ромом проблема.

– Черт с ним! Я согласен на любую другую выпивку!

– Сегодня вообще невозможно купить спиртное. Даже пиво в тавернах не подают.

– Что за чушь! – стукнул кулаком по столу капитан Боулмингтон. – Никто и никогда не может лишить человека права в стельку надраться!

– Сегодня день рождения короля.

– Какого еще короля?

– Алого короля-освободителя, разумеется!

– И что же, по случаю дня рождения Его Императорского Величества простым людям нельзя даже глотку пивом промочить?