Отбросив всякие церемонии, Виктория подчинилась и залезла на стол, а Кошкин убрал в сторону стулья и принялся скатывать ковер.

– На что именно вы рассчитываете? – вздохнула Виктория, наблюдая сверху за странными манипуляциями соратника.

– На то, что человеку нельзя проломить голову так, чтобы не осталось следов, – отрезал капитан. – Если кровь капает, она неизбежно должна куда-то попасть, а если она попала куда-то, то черта с два ее выведешь. Если орудие убийства постоянно находилось в этой комнате, девять из десяти, что преступление случилось тут же.

Ползая на коленях по полу, Кошкин рассматривал каждое пятно и одновременно изучал изнанку ковра. Скорчившись на насесте, Виктория пыталась хоть что-то понять по его лицу, но капитан был по-прежнему хмур и сосредоточен. Судя по всему, пока он не отыскал то, что рассчитывал. Наконец он выпрямился и спросил:

– Виктория, вы вроде часто бывали здесь. Скажите-ка, у вас, случаем, нет ощущения, что в этой комнате меняли ковер?

– Нет, – покачала головой писательница. – По-моему, это тот же ковер, что и всегда тут лежал.

– Ну ладно, – вздохнул Кошкин. – А теперь переместитесь куда-нибудь в другое место. Мне надо осмотреть пол под столом.

Виктория забралась с ногами на подоконник, а Кошкин с прежней обстоятельностью принялся изучать пол и ковер в центре комнаты. Потом переместился к угловому столу, на котором стояла пишущая машинка. Она жалобно звякнула, когда капитан поднял ее и отнес на свободное место. Угловой стол он тоже отодвинул, но ничего под ним не обнаружил.

– Какие выводы? – бодро спросила Виктория.

– Да никаких, – хмыкнул Кошкин. – Следов убийства я в этой комнате не обнаружил. Стало быть, имеют место десять процентов, о которых я упоминал. Либо ее убили в другой комнате гостеприимного дома, либо наши выводы ошибочны и на самом деле мы пошли неверным путем. Либо, наконец, ее убили в этой комнате и тем орудием убийства, которое вы вычислили, но, к примеру, некто позаботился настелить на пол пленку или брезент, чтобы не оставить никаких следов. Тогда это уже умышленное хладнокровное убийство.

На этом месте в дверь заглянул Лев Подгорный, доложил, что Наталья едва не выцарапала глаза Кириллу, который ее держал, но Кирилл запер домработницу в ее комнате, где пленница верещит уже добрых полчаса. Лично он из ее воплей узнал несколько ругательств, о существовании которых не подозревал, несмотря на обширные познания в русском языке. Пока никто больше не убит, и в сердцах теплится смутная надежда, что так будет и впредь. Кроме того, Лев довел до сведения капитана, что все оставшееся в живых население каравеллы хочет обедать, в связи с чем стоит принять какие-нибудь меры.

– Какие могут быть меры? Готовьте обед, – отозвался капитан и, когда Лев собрался уходить, добавил: – На всякий случай предупреждаю, что за все несовместимые с жизнью вещества, которые окажутся в еде, отвечать будете вы.

Лев заржал, как конь, заверил Кошкина, что сделает все от него зависящее, чтобы травить редко, но метко, и удалился. Вздохнув, капитан стал раскатывать обратно ковер и ставить на место столы и стулья.

– Получается, мы по-прежнему ничего не знаем? – с горечью спросила Виктория. – Никаких следов нет, и пять человек… – Она осеклась. – Женя, и Валентин Степанович, и профессор, и ваш друг, и…

– Толя не был моим другом, – с раздражением ответил Кошкин. – Я не могу называть другом человека, который убивает подозреваемого на допросе. Просто коллега, и точка.

– А почему он это сделал? – спросила Виктория нерешительно.

– Толя ловил маньяка, – отозвался Кошкин. – Который убивал детей. В конце концов нашел одного педофила, с большим трудом, по анонимному звонку. Опергруппа выехала на место и обнаружила там останки ребенка. И Толя не выдержал. Не знаю, что он там сделал с этим подонком, вероятно, давил на болевые точки, или просто артерию пережал, чтобы следов не оставить. Короче, подозреваемый умер, и его семья подняла такой шум… Начальство пыталось отстоять Толю, но тогда как раз была кампания по чистке органов, и его уволили. Но самое скверное не это. – Кошкин закусил губу. – Или у того маньяка нашелся продолжатель, или… В общем, похоже, что Толя убил не того. Потому что дети по-прежнему пропадают. Только их никто больше не находит.

За дверью зазвенели голоса, раздались чьи-то шаги, и без стука в библиотеку влетел Кирилл.

– Она вернулась, – выпалил он.

– Кто? – спросил Кошкин.

– Лиза, – с торжеством ответил Кирилл. – По-моему, самое время спросить у нее о последнем убийстве, капитан!

Слева лес, справа лес, впереди лес и неизвестность. Пар вырывается изо рта, сапоги проваливаются в рыхлый снег почти по колено.

Надо идти. Надо идти… и не думать… не думать…

Тяжелое ружье оттягивает руки, деревья стоят, как заколдованные великаны. Прежде Лиза и не подозревала, что природа может казаться такой враждебной. Наоборот, что может быть поэтичнее – заснеженный лес, шапки снега на разлапистых елках. Прямо-таки очаровательная картинка из детской книжки… ну, допустим, стихотворений какого-нибудь Некрасова.

– Карр!

Лиза вздрогнула и шарахнулась. Ворона снялась с ветки ели, отчего вниз полетели комья снега, еще раз хрипло каркнула и черным камнем метнулась прочь.

…А еще где-то в лесу засел стрелок… правда, Лиза нарочно пошла в сторону, противоположную той, где он может находиться… И все же сердце колотится так громко, словно хочет выскочить из груди.

«Ненавижу лес», – решила Лиза через несколько минут.

Она давно поняла, что сбилась с тропинки, и теперь шла наугад, то и дело прислушиваясь. Вдруг ей повезет и она выйдет, срезав путь, прямо к железной дороге…

Но вокруг по-прежнему был только угрюмый, насторожившийся лес. И идти ей становилось все труднее и труднее. Длинная шуба цеплялась за наст, в сапоги набился снег. На глазах у Лизы выступали злые слезы, которые тотчас же замерзали, но она упорно шла и шла вперед.

«Если я не справлюсь, то никто не справится… Дети, наверное, уже пообедали… Валя и Рома… Если я узнаю, что няня забыла их покормить, я ее выгоню, честное слово… Нет. Она славная девушка, хотя немного бестолковая… Не надо думать о плохом. – Нога Лизы зацепилась за какой-то сук, притаившийся под снегом, и молодая женщина едва не упала. – Надо собраться… – Она подняла глаза. – Снегирь! Боже мой, снегирь! Сколько лет я их не видела…»

Красногрудый снегирь посидел на веточке, косясь на нелепую фигуру в шубе, потом фыркнул и улетел. Лиза огляделась. Больше всего она боялась увидеть на снегу чужие следы, ведь это означало, что стрелок находится где-то рядом. Но видны были только отпечатки птичьих лапок и ямки, оставшиеся от ног какого-то крупного зверя.

«Косуля… нет, не косуля… Папа говорил, что в этих лесах столько живности раньше водилось, а теперь… Да какая разница? Куда же теперь идти…»