Лидия заправила за ухо прядь волос.

– Как там… тьма?

Как по сигналу, вдали послышался раскат грома.

– Ты это подстроила, – сказал Дилл, слабо улыбнувшись.

Но даже такая улыбка согрела ей сердце, пусть и на мгновение.

– Ты переоцениваешь мои способности, хоть и не сильно. И ты не ответил на вопрос.

– Она здесь.

– Ты помнишь о своем обещании?

– Да.

Они подошли к магазину и толкнули дверь. Зазвонил звоночек. Мистер Берсон, гладивший кошку, не поднимал глаз от книги.

– Входите, входите, чувствуйте себя как дома, располагайтесь поудобнее. У нас здесь не библиотека, но можете взять стул и что-нибудь посмотреть.

Тут он увидел Лидию и Дилла. Его лицо вытянулось.

– О, о господи, – пробормотал он, отложив книгу. – Мне… мне так жаль. Я был потрясен, когда узнал о кончине Трэвиса. Он был чудесным юношей.

– Да, это так, – сказала Лидия.

– Как вообще можно совершить такое? Убить мальчика из-за денег. – Он отвел взгляд. Его обвисшие щеки затряслись, когда он покачал головой. – Мы – падшие существа, которые плевать хотели на дар спасения. Человечество безнадежно.

– Мы пришли за книгой, которую заказывал Трэвис, – за «Бурей смерти», – сказал Дилл.

– Да-да, конечно. – Голос мистера Берсона прозвучал глухо и отрешенно. Он встал с табурета и побрел в складскую комнату. Спустя минуту вернулся с толстой книгой в руках. – Как жаль, что ему не довелось это прочитать. Мне больше не с кем поговорить о «Кровавых распрях».

Лидия вынула из сумки кошелек. Мистер Берсон поднял руку.

– Вы собираетесь сделать с этой книгой то, что я подозреваю?

– Да, – сказала Лидия.

– Тогда забирайте ее. За мой счет. Мне так жаль, что я пропустил похороны Трэвиса. Ездил за книгами в Джонсон-Сити.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказала Лидия. – Но Трэвис любил ваш магазин и был бы рад вас поддержать. Так что прошу вас, позвольте ему сделать это в последний раз.

Мистер Берсон немного помолчал, задумавшись.

– Тогда ладно, – наконец произнес он.

Они заплатили за книгу и собрались уходить.

– Я так устал от всего этого, – сказал им вслед мистер Берсон, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Они повернулись к нему. – Мне надоело смотреть на то, как умирают дети, как мир перемалывает добрых людей. Я пережил тех, кого не должен был пережить. Я стал жить книгами, потому что они позволяют мне убегать от этого жестокого и варварского мира. Мне нужно было сказать это вслух кому-нибудь кроме моих кошек. Прошу вас, берегите себя, мои юные друзья.

– Хорошо, – сказала Лидия.

По крайней мере, мы попытаемся. У Вселенной порой другие мысли на этот счет.

И они ушли.

Снаружи, под чернеющим небом, Дилл казался еще более бледным и потухшим, чем обычно. Что-то в нем казалось эфемерным. Словно он таял прямо у нее на глазах, исчезал, уменьшался, растворялся. А она просто смотрела на это, связанная по рукам и ногам и совершенно бессильная.

* * *

Они пошли на кладбище, чтобы оставить Трэвису его книгу. Приближалась гроза, и теплый ветер сдувал белые лепестки на дорогу, где они лежали, павшие и прекрасные.

Психолог порекомендовал ему изливать свое горе в песнях. Дилл решил попробовать. Он сидел на диване, а перед ним лежал почти пустой лист. Музыка была словно погребена в нем. Он апатично бил по струнам. Один и тот же аккорд, снова и снова. В отчаянии дернул струны с силой, будто мог вырвать из себя музыку, раскопать ее силой.

Одна из струн порвалась со скребущим, дребезжащим звуком. Он не менял их с конкурса талантов. Пару секунд он непонимающе смотрел на порванную струну, а потом швырнул гитару на диван, рядом с собой. Откинулся назад и уставился в окно, на темнеющее сумеречное небо. Он подумал было написать Лидии, но ему не хотелось шевелиться. Да и пора привыкать к тому, что в такие вечера ее не будет рядом.

Дилл сидел и силился представить, какой будет его жизнь через год, вообразить себя счастливым, полным надежд, свои чувства – в другом цвете, а не в приглушенно-сером. Так прошло некоторое время, а потом он решил, что лучше ему пойти спать: может, хотя бы во сне он не будет грезить ни о чем.

Встав с дивана, он увидел машину, подъехавшую к его дому. Это был «форд», принадлежащий маме Трэвиса. Из автомобиля вышла миссис Бохэннон и нетвердой походкой направилась к его дому, запахнув пальто и поглядывая по сторонам.

Дилл не помнил, чтобы миссис Бохэннон заезжала к ним хоть раз. Это было странно.

Он включил свет на крыльце и распахнул дверь, не дав ей возможности постучать. Она замерла перед дверью с открытым ртом, как будто Дилл лишил ее тех нескольких секунд, за которые она надеялась собраться с мыслями.

– Дилл.

– Здравствуйте, миссис Бохэннон. Хотите… войти?

Она улыбнулась – неловко, неубедительно. На лице у нее, похоже, был толстый слой макияжа, больше обычного, а глаза казались красными.

– Можно? Твоя мама дома?

Дилл отошел в сторону и жестом пригласил ее в дом.

– Она еще на работе. Будет примерно через полчаса. Вы хотели ее увидеть?

Миссис Бохэннон вошла и пригладила волосы. Дилл закрыл входную дверь.

– Нет… нет, на самом деле я к тебе пришла.

– О, ладно. Хотите присесть? – Дилл торопливо подошел к дивану и убрал гитару.

– Может быть, но только на минутку. Я действительно тороплюсь. – Она села и глубоко вздохнула. – Как ты, Дилл?

– Я… – Дилл хотел сказать, что все нормально, но не смог. Взгляд миссис Бохэннон был таким израненным, кровоточащим, и он понял, что не сможет лгать. – Я не в порядке, не хорошо. Так и не пришел в себя с тех пор… с тех пор как Трэвис.

Ее глаза наполнились слезами. Она отвела взгляд, заморгала, потом снова посмотрела на Дилла.

– Я – тоже. Мне просто нужно было поговорить сегодня с кем-нибудь, кто его знал. И я хотела проведать тебя и поблагодарить еще раз за то, что ты был ему таким хорошим другом. Знаю, что у него было не много друзей. Дети жестоки к тем, кто другой, а он был другим. Извини, что я так сумбурно.

– Не извиняйтесь. – Дилл почувствовал, как в горле встал ком.

Миссис Бохэннон издала невольный всхлип и поднесла ко рту ладонь.

– Я как могла старалась быть ему хорошей матерью.

– Я знаю. Он говорил, что вы – очень хорошая мать.

Она склонила голову и закрыла глаза рукой, пытаясь успокоиться. Когда она снова посмотрела на Дилла, он увидел на ее лице черные подтеки от туши.