Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В нашем случае это не поможет, – сказал Лушников. – Это ничего не даст, может лишь спугнуть раньше времени. Открыто мы тоже не можем работать. Мы можем лишь подыгрывать. На том же инструменте…
Лучше бы он вообще ничего не говорил. Из угла раздался всхлип: Казанцева лежала грудью на столе, плечи у нее вздрагивали.
Лушников вскочил. Подошел к ней и остановился.
– Поймаем мы их, Света, – тихо проговорил. – Вот увидишь. Есть соображения. Сейчас сразу же иду к начальнику.
Проговорил и вышел, ничего не сказав о планах на будущее. Оперативники продолжали оставаться на местах. Мелочь в виде заявлений о незначительных преступлениях, которая накопилась в столах, никого не интересовала. Поймать бы действительно тех, кто Светланкиного капитана угрохал, тогда и за мелкоту приняться можно.
Сидели еще примерно час, излагая версию за версией. И как ни вертели, к одному все так и сходилось – вывернется Тамара Борисовна, потому что серьезно зацепиться опять не за что, кроме препарата Тавазепам. В крови у сторожа обнаружили. Оттого сторож и валялся до утра в своей будке. Могли и самого поджечь, да не смогли, потому что бетон кругом. Да и заперто изнутри оказалось. Так что, как ни верти, а еще один труп может со временем образоваться.
– Предупредить бы… – проговорил Драница.
– О чем это ты, Петр Данилович?
– Сесть вместо него, допустим, в будку и сидеть, пока те не придут… – бормотал тот. – Потом пушку в кадык, лапы в браслеты… Сейчас… Возвратится наш шеф – ему и озвучим.
Но прошло еще полчаса, а Лушников не возвращался. Драница сбегал к нему в кабинет, и никого там не нашел, кроме запертой и опечатанной двери.
– Вот это номера, – проговорил, возвращаясь в Овальный кабинет. – Опять его нет на месте, а кабинет опечатан. Может, опять его повязали? И мы еще о чем-то думаем!.. Когда товарищей из-под носа воруют…
Стоит посреди кабинета, ноги циркулем, и словно в театре декламирует. «Свободу Анжеле Девис!..»
Дверь распахнулась. Начальник РОВД собственной персоной.
– А что здесь все сидите? Делать, что ли, нечего?…
Глазами дергает по углам. Словно бы потерял кого-то.
Странно оперативникам сделалось. Был у них непосредственный шеф и куда-то пропал. Высказали новость начальнику. Ждут, что тот удивится. Но тот словно бы не слышит. Развернулся опять к двери и у порога вдруг остановился.
– Начальник, говорите? Лушников, что ли? Так я его в командировку послал – некого больше… А вы отправляйтесь. Один на хозяйстве – остальные в поле. Здесь ничего не высидите. Вперед и с песней. Песня «В путь»…
И вышел, ни слова не сказав о существе командировки. Разве же станешь самого Гнедого расспрашивать? Станет он говорить!
– Послушайте все сюда! – проговорила Казанцева. – «Мозаика» пишет. Объявление! Хотим создать собственную патронажную службу. «Небесные дали»…
Оперативники умолкли.
– Видали, как развернулись. Не стоят на месте, как некоторые… – Глаза у Казанцевой заблестели. – Развиваются. Выходит, что средства у них имеются…
– Так старухи же подыхают, – хмуро подсказал Порошин. – Потому и развиваются… Для того и структуру свою создают, чтобы на поток дело поставить.
Ему как обычно не верили. Слишком грубое предположение. Ничем не подтвержденное. Могут пальцем покрутить у виска в прокуратуре.
Гноевых не хотел с ней разговаривать. Понятное дело, что крокодиловы слезы льет. Прямо утопает вся в воде. Глотает слезы и давиться. И все для того, чтобы поверили Тамаре Борисовне. Она ведь всю душу вкладывала в любимое дело, и вдруг ей указали на дверь. Где же в таком случае справедливость? Нет ее в жизни, а она так надеялась…
– Борис Валентинович, неужели же ничего нельзя больше сделать? – канючит она. – У меня же опыт. Сегодня же подам заявление и рассчитаюсь из этой частной поликлиники – только бы вы меня взяли к себе. Я человек надежный. Справлюсь.
Кандидат медицинских наук оказался неумолим. Извините, было время, теперь на предприятии другие планы. Собственная патронажная служба.
– А вам, – тихо вздохнул, – мы больше не можем доверять. Вы не оправдали надежд, клиента упустили. Мало того, у меня такое впечатление, что вы ходили по лезвию ножа.
– Как то есть по лезвию? – не поняла Филькина.
– Вы склонны к риску и незаконным действиям, – разъяснил ей директор. – Поэтому нам лучше расстаться.
Вот оно как. Просто и незатейливо. А ведь когда-то Тамара была нужна, чтобы бегать задрав хвост по клиентам.
Она с трудом выбралась из глубокого кресла. Кажется, привела все аргументы, согласно которым ее должны были бы оставить на предприятии. Однако шеф привел ей свои. То похороны малопонятной родни, то манипуляции с лекарствами, то судебные тяжбы с полицейскими работниками. Это предприятию ни к чему. Лучше расстаться.
Тамара Борисовна молча распрямилась, прожигая директора тяжелым взглядом, – отольются Бореньке женские слезы. Бегала по району как угорелая кошка, и теперь ее же за ворота.
Кровь ударила в голову – веревки вить из себя не позволит.
– Хорошо тогда, – проговорила многообещающе и сузила глаза. – Тогда я пошла.
Вскинула голову и вышла, словно грациозная лань. И не лань даже. Угнетенная невинность. Душу вкладывала в дело, однако не оценили – на дверь указали.
Спустилась по ступеням с крыльца и оглянулась, ловя взглядом красочную табличку с наименованием учреждения. Выходит, она что-то неправильно поняла, когда слушала инструктаж Решетилова. Вышла, как говорится, за пределы допустимого. Отказались от услуг частной клиники, в которой сама работала, а также и от нее самой, не взяв в собственную службу патронажа. Это ли не плевок…
Весь день провела как на горячих углях. Из рук валилось все, к чему бы ни притронулась. И сильно обрадовалась, увидев за окном одинокую стройную фигуру. Личность слегка клонило кпереди. И возраст у фигуры почтенный. Но как много их связывает, что даже сразу и не вспомнишь. Чуть ли не любовь образовалась когда-то. Два года тому назад, кажись. За окном внизу маячил летчик-истребитель. Пенсию ВВС получил, и теперь не знает, куда потратить. Тысяч восемь отвалило ему государство – вот он и бродит.
Тамара Борисовна приоткрыла створку, высунулась по грудь и радостно кивнула, заметив, что за ней тоже наблюдают. Лушников ответил тем же. Тот еще кобель. Сразу видно, молоденькую ищет себе вдовец.
Филькина еще раз кивнула и призывно махнула рукой. Но дед отрицательно качнул головой: хлеб за брюхом не ходит. Лучше сама спускайся.
Тамара Борисовна собралась в течение нескольких секунд. Здоровенный куш сам плыл к ней в руки. Выходит, случилось что-то у старого селезня, вот он и приплыл. Под защиту любимой женщины.