– Что? Что такое? Какие вещества? – произнес кто-то за его спиной, и фармацевт обернулся, чтобы ответить, при этом он много размахивал руками и экспрессивно пожимал плечами. Затем он вернулся к Кабалу:

– Я ужинаю!

– На кону человеческая жизнь, – не совсем правдиво сказал Кабал.

– Что? – фармацевт оглядел его с ног до головы. – Вы врач?

Мускулы на лице Кабала дернулись, как бы говоря: «Если бы мой револьвер не конфисковали в Миркарвии, я бы сейчас вас пристрелил».

– Нет, – ответил он ледяным тоном. – Я не доктор, но эти вещества жизненно необходимы.

Пока он говорил, дверь в бакалейную лавку отворилась, и появился мужчина средних лет с на удивление густой шевелюрой цвета вороньего крыла. Он поправлял сильно съехавший воротник и смотрел по сторонам, затем увидел Кабала.

– Синьор, вы бросали камни в мое окно?

– Я, – отвечал Кабал. – У меня срочный заказ для вашего магазина.

– Эм? – промычал фармацевт. – Да что происходит? Вы пришли сюда, чтобы добыть жизненно необходимое лекарство, и в то же время беспокоите синьора Боначчи? М-м-м? Зачем? Что вам нужно? Гвозди? Половая тряпка? Я ужинал, синьор! Выходит, не так уж срочно вам нужны лекарства. Не так срочно!

Кабал проигнорировал его. Синьору Боначчи, бакалейщику, он сказал:

– У вас есть синька?

– Синька, говорите? – синьор Боначчи явно удивился. – Та, что домохозяйки добавляют перед последним полосканием для белизны вещей?

– Конкретнее, смесь краски индиго и крахмала. Мне необходимы эти вещества.

– Пффф! Вы сумасшедший! – бросил фармацевт и принялся закрывать окно.

– Я заплачу двойную цену, если вы поторопитесь, джентльмены, – громко сказал Кабал, так, чтобы его услышали даже через быстро закрывающиеся ставни. Которые замерли и снова отворились.

– Двойную? – уточнил фармацевт. – А?

Когда Кабал вернулся, мисс Бэрроу сидела на лестнице в доме. Она нашла в коридоре газовую лампу, зажгла ее. И, судя по приглушенному свету вдалеке, остальные тоже. Кабал ничего не сказал – просто поставил бумажный пакет с покупками на комод, повесил пиджак и шляпу. Мисс Бэрроу, наконец, очнулась:

– Я обошла весь дом. Странно. Все, что необходимо для комфорта, находится здесь – постельные принадлежности, книги, шкаф, забитый консервами и сухпайками. Еще много заготовок в банках. Но ничего, что выдавало бы личность владельца, никаких мелочей. Не понимаю, откуда у Кэкона взялся ключ от дома. Я бы сказала, что помещение снимают, но я никогда не слышала, чтобы еду запасали в таких количествах.

Кабал оставил мысли при себе. У него имелась теория относительно дома, но сперва он хотел послушать, что Кэкон скажет по этому поводу. Если импровизированное воскрешение вообще сработает. Он подхватил бумажный пакет и направился в комнату, где лежал Кэкон. В дверях он остановился и поинтересовался:

– Хотите посмотреть?

Она подняла на него уставшие затравленные глаза. Кабал попытался снова:

– Может быть довольно… познавательно.

Она ничего не ответила, а просто уставилась на него сквозь перила.

Кабал вошел в комнату один, мисс Бэрроу осталась молча и неподвижно сидеть на лестнице. Она услышала, как с хрустом открыли бумажный пакет и принялись вытаскивать и проверять содержимое. Вскоре сквозь приоткрытую дверь донеслось шипение порошков, которые сыплют в огонь, и едкий запах химического пламени. Кабал принялся тихо декламировать странный напев на незнакомом ей языке, впрочем, она была уверена, что лишь горстка людей в мире распознает его. Затем, пересилив себя, ведь она с радостью покинула бы этот дом, этот город, эту страну, она поднялась и медленно прошествовала в коридор, а затем в переднюю комнату. На мгновение Кабал прекратил петь, но тут же продолжил.

Двенадцать минут спустя, Алексей Кэкон вернулся из мира мертвых.

В помещении воняло как в лаборатории, от густого химического дыма у мисс Бэрроу щипало в глазах. Кабал ни на что не обращал внимания – сам он плотно зажмурился и продолжал распевать нескончаемый молебен из нечеловеческих слов, принадлежащий нечеловеческой религии. Слова звучали ужасно: она не понимала их, но они резали слух, будто Кабал плевался камнями и бритвами. От нее не укрылось, что он помнит текст наизусть. Глубокая бездна, живущая в нем, пугала. Кабал не пошевелился, когда пятки Кэкона начали сучить по полу, а ноги задергались в судорогах, словно у трупа лягушки, по которому пропускали ток. Смерть обратили вспять. Это было самое отвратительное нарушение законов природы, которое она могла себе представить. Жизнь возвращалась в каркас неестественно – ее принуждали и заставляли. Те крохи достоинства, что были в смерти, разрывал на части кошмарный процесс обращения. Казалось, Кэкона раздуло, наполнило чем-то вроде жизни. Но в то же время она каждой клеточкой ощущала, что это лишь временно и скоро жизнь утечет вновь. Она с отвращением вздрогнула, когда Кэкона затрясло, и он начал прерывисто втягивать воздух, но отвернуться не могла.

Кабал не заметил ее реакции. Он следил за секундной стрелкой на карманных часах, затем завел новый, более быстрый напев. Ритуал даст ему всего несколько секунд, чтобы допросить Кэкона, если душа вообще задержится в теле, – насильственная связь может оказаться очень хрупкой.

Веки Кэкона вздрогнули и открылись.

– У-у-у! Прямо в живот! Жилет испорчен, а я ведь только утром его надел. Но не стоит ворчать. – Взгляд зафиксировался на Кабале и почти сфокуссировался. – Приветик, герр Майсснер! Значит, вы меня нашли? Очень-очень хорошо. Я уж подумал – все, старина Кэкон, крышка тебе. Пора на кладбище. В любой миг туда отправишься. Но я не мертв, так ведь? Что мы имеем? Алексей Кэкон – одна штука. Смерть с косой – ноль!

– Кэкон, вы умираете, – резко сказал Кабал, прекрасно понимая, что самые важные секунды уже потеряны.

– Кабал! – мисс Бэрроу от глубокого ужаса перешла к благовоспитанному возмущению подобной грубостью. Она поднесла ладонь ко рту, но Кабал бросил на нее яростный взгляд.

– Что? Как так? – Кэкон попытался оглядеться, но ритуала едва хватало на то, чтобы дать ему возможность снова говорить, а голова оказалась слишком тяжелой для обессилевшей шеи, чтобы он мог ей двигать. – Кто там? – То, что Кабал сказал несколько секунд назад, наконец, дошло, Кэкон взглянул на него, лицо выражало оскорбленное достоинство. – Умираю? Что значит умираю? Я в полном порядке. Я – рабочая лошадка. Просто дайте мне немного отдохнуть, и я снова встану на ноги и буду скакать как кенгуру и пыхать здоровьем!

– Конечно, будете, – Кабал говорил кратко, полагая, что его тон вполне соответствует манерам, которые нужно проявлять у постели умирающего. – А теперь, Кэкон, скажите мне. Это очень срочно. Кто вас заколол?

– Заколол? Пфью! Просто небольшая ранка. Мне и сильнее доставалось.

– Сомневаюсь…