— И писать. Университет. Филологический.

— Ну, Олег!

— Но стол с лампочкой серьёзно. Я же совсем приехал.

— До завтра!

Выключил телефон. Взял на руки в нелепом халате и рубашке.

— Всё, свободны мы до завтра. Как я удержался, не сказал про детский сад с отличием! Ты мое счастье, моё солнышко заплаканное. И вся-вся моя, до последней клеточки. Я думал, меня один бонус ждёт в Питере, а ты мне ещё какой приготовила, опомниться не могу!

У нас одно важное дело с тобой. Мы должны уничтожить этот договор, сжечь, раз и навсегда!

Они стояли, обнявшись, и смотрели, как горит бумага на стеклянном подносе из-под графина с водой. Пламя сначала медленно прошло по краю, а потом охватило весь документ, с подписями и печатью, и он корчился под огнём, как живое существо…

Ещё какое-то время смотрели на пепел. Потом она подняла на него глаза. Он поцеловал её в лоб, опустил руки.

— Так, у нас мало времени. Я поеду, посмотрю квартиру, попрошу убрать, чтобы хоть переночевать можно было, пригоню машину. Сложи на диване, что хочешь взять с собой, я посмотрю. Боюсь, возьму немного или ничего.

Мне надо одеть тебя до поездки на фирму, встречают по одёжке. Костюм, туфельки на высоких тоненьких каблуках. И макияж, я посмотрю по Интернету, где сделают и научат. В три часа ты должна быть в форме.

Она слушала и молчала. Когда они вдвоём смотрели, как догорает эта страшная бумага, ей казалось — теперь всё будет по-другому! Появятся «ты», «мы», вместо постоянного «я».

Но ничего не изменилось, по умолчанию предполагалось, она будет послушна и безропотна. Он посмотрит, что можно взять из её одежды! Он купит, он повезёт…

— Олег, я не умею ходить на высоких каблуках! Мне дали попробовать у Луизы, двух шагов не могла одолеть!

— Это не обсуждается, униформа. Будешь тренироваться. Там несколько шагов до стола, и несколько в кабинет. Дома будешь — только на каблуках, чтобы их вообще не замечала. Разнежилась у меня на руках. Ты не только ходить, ты у меня бегать на них будешь.

Иди, я тебя поцелую, давай губки мои сладкие. До ночи будет некогда. Ну, обними меня. Никуда не добраться с твоей смирительной рубашкой. Переоденься, наконец, я посмотрю, когда вернусь. Бельё надень, в котором прилетела.

Он и не думал ничего менять.

— Позвони маме, скажи, что приедешь в субботу. Узнай, как называется санаторий, корпус, номер комнаты. Я ушёл.

— В субботу — к маме, правда, Олег?

— Когда я тебе говорил неправду. В субботу отвезу.

Как только за Олегом закрылась дверь, бросилась звонить:

— Мамуль, как ты? Как ты себя чувствуешь!

— Ты позвонила, значит, всё хорошо. Ты где?

— В Питере, мам, наконец, в Питере.

— Ты говорила, будешь работать в Москве!

— Нет, слава Богу, изменилась обстановка, буду работать в питерском офисе, завтра выхожу. И связь будет нормальная.

— Фролов сказал, мне уже можно домой. А санаторий продлили на месяц, зачем?

— За тобой всё же нужен уход, а я сейчас не смогу. Я хочу, чтобы ты подольше была на всём готовом и под наблюдением врачей. И главное, мне разрешили поехать к тебе в субботу!

— В эту субботу?

— Ну, да! Диктуй, как называется санаторий, номер корпуса, комнаты.

Когда Катя отключилась, Наталья Николаевна переживала — что же не спросила, как у неё с деньгами, как она питается…

Сначала Олег пошёл к Сому. Почему-то подумалось именно так. Он ничего здесь не помнил, память всё стёрла начисто, только стол с шахматной доской. А в комнате и стола нормального не было, только журнальный.

Гарнитур — диван, два кресла, сервант, шифоньер. Ковёр на полу и над диваном.

Хорошо, что Луиза поставила, или оставила обычную мебель. Не так страшно, можно будет переночевать, если убрать, пропылесосить.

Прихожая большая, плафон покрыт пылью. Просторная кухня, шкафы вдоль стены, плита, и стол со стульями под витражным абажуром. Уютно, можно жить.

Вызвонил по Интернету бригаду уборщиков. Через полчаса приехал парень с двумя женщинами.

— Сколько вам нужно времени?

— Часа два с половиной.

— Позвоните мне за полчаса, я приеду. Начните с холодильника, и включите, когда высохнет. Я привезу продукты.

И поехал за Катей.

Она была в юбке с водолазкой и колготках, аккуратно зашитых внизу. Ну, как будет мерить туфельки!

— Бельё Луизино?

Вспыхнула:

— Да.

— Хорошо. Колготки придётся где-нибудь переодеть. Зашитые колготки — да тебе в фирменном магазине обувь мерить не дадут!

— Олег, не надо!

— Я просто видеть этого не могу!

— Я приготовила одежду. Посуду нужно, постельное бельё?

— Нет, пусть маме останется. Посмотрим, что там есть, докуплю. Покажи свои одёжки. Нет, платья оставляем. Костюм этот — где ты покупала, и главное, когда! Ну, эти два свитерка возьмём. В этом я тебя увидел в первый раз. Реликвия, лягушонок. Внукам будем показывать, и плащик.

Иди ко мне, один раз обниму и всё, некогда! Бельё стиранное-перестиранное, так и знал. Зачем везти, а потом выбрасывать? Всё у тебя будет, солнышко, не плачь! Ладно, юбку эту возьмём, и джинсы, будешь носить, только где, не знаю. А это всё — ты же не школьница, и даже не студентка, хватит нищеты.

— Зачем ты так!

— Катя! Ты едешь со мной, или пойдёшь в ванную? Что ты плачешь, не понимаю.

— Это платье выпускное…

— Я же ничего не выбрасываю, повесь обратно в шифоньер. Будешь приезжать к маме, ходи, в чём хочешь, только чтобы глаза мои этого не видели. Чемодан есть?

— Нет, у мамы. Есть рюкзак.

— Сумка с Острова?

— Сумка есть.

— Неси, времени мало. И обувь покажи. Ну, эти туфельки возьмём в запас, пока привыкнешь к новым. Сапоги есть осенние?

— Нет, вот ботинки. И кроссовки.

— А зимние?

— Я в ботинках ходила.

— Понятно. И твой Димон смотрел, как ты в этих ботинках зимой по снегу?!

— Перестань, пожалуйста, или я не знаю, что со мной будет.

— Иди, умойся, и поедем. Как тебя везти, такую заплаканную? Будто я тебя бил или насиловал. Всё у тебя было бы и без меня, ты же классный специалист! Просто со мной будет сразу.

Маленькая, в магазинах будешь мерить, что я скажу, и молчать. Чтобы я голоса твоего не слышал! Ну, если консультант к тебе прямо обратится, ответишь. Поняла?