Впрочем, относительный репродуктивный потенциал двух потомков может зависеть не только от них самих, но и от социального положения семьи. В бедной семье с симпатичной девочкой и красивым, но сверх этого ничем не примечательным мальчиком дети дочери с большей вероятностью начнут свою жизнь в материально благоприятных условиях; известно, что в результате брака девочки чаще повышают свой социально-экономический статус, чем мальчики[297]. В богатых статусных семьях более высокий репродуктивный потенциал характерен для сыновей; мужчина, в отличие от женщины, может использовать богатство и статус для производства многочисленного потомства.

Запрограммированы ли люди на реализацию этой печальной закономерности? Будут ли обеспеченные или статусные родители бессознательно уделять большее внимание сыновьям, чем дочерям, ибо сыновья могут (или могли в ходе эволюции) более эффективно конвертировать статус и материальные ресурсы в потомство? Будут ли бедные родители поступать наоборот? Звучит жутковато, но это не значит, что в жизни так не происходит.

Данная логика основана на более общем соображении, которое Роберт Триверс обнародовал в 1973 году в статье, написанной в соавторстве с математиком Дэном Уиллардом[298]. В любом полигинном виде одни самцы спариваются постоянно, а другие не размножаются вообще. Посему матерям, находящимся в плохой физической форме, генетически выгодно рассматривать дочерей как более ценный актив, чем сыновей. Учитывая, что слабое здоровье матери приводит к хилому потомству (скажем, из-за недостатка молока), сыновьям это не предвещает ничего хорошего. Истощенные самцы могут быть выключены из репродуктивного соперничества вообще, в то время как фертильная самка практически в любом состоянии способна привлечь полового партнера.

Некоторые нечеловекоподобные млекопитающие, похоже, этой логике следуют. При недостатке пищи самки флоридской древесной крысы кормят дочерей, а сыновей отталкивают от сосков, нередко обрекая их на голодную смерть. У других видов меняется само соотношение новорожденных самцов и самок: в более благоприятных условиях рождаются преимущественно сыновья, в менее благоприятных – в основном дочери[299].

Для нашего вида, в определенной степени полигинного на протяжении большей части его эволюции, богатство и статус не менее важны, чем здоровье. И то и другое – оружие, которое мужчины используют в борьбе за женщин вот уже несколько миллионов лет. Следовательно, для родителей, находящихся в социально и материально выгодном положении, инвестирование главным образом в сыновей (а не дочерей) имеет дарвинистский смысл. Некоторые люди считают подобную логику чересчур макиавеллистской, чтобы она могла быть в природе человека. Однако дарвинистов бессердечие, свойственное макиавеллизму, как раз и склоняет к тому, чтобы считать эту версию правдоподобной. (Томас Гексли по поводу неприглядной гипотезы Дарвина о размножении медуз заметил: «Непристойность процесса в некоторой степени говорит в пользу его правдоподобия»[300].) Как бы там ни было, на сегодняшний день найдено достаточно много свидетельств в пользу дарвинистского подхода и гораздо меньше свидетельств – против него.

В конце 1970-х годов антрополог Милдред Дикманн провела тщательный анализ обычаев средневековой Европы, а также Индии и Китая XIX века. Результаты показали, что женский инфантицид – умерщвление новорожденных дочерей – чаще всего практиковали представители высших классов[301]. Кроме того, во многих культурах, включая культуру, к которой принадлежал сам Дарвин, богатые семьи, как правило, оставляли бо́льшую часть своего имущества сыновьям, а не дочерям. (Изучая право наследования, родственник Дарвина, экономист начала XX века Джозайя Веджвуд, отметил, что «сыновья состоятельных предков в моей выборке обычно получали большую долю, чем дочери. В менее обеспеченных семьях более распространен равный раздел»[302].) Предпочтение сыновей или дочерей может принимать и более тонкие формы. Антропологи Лора Бетциг и Пол Турке, работая в Микронезии, обнаружили, что родители высокого статуса проводили больше времени с сыновьями, а родители низкого статуса – с дочерьми[303]. Все эти наблюдения согласуются с принципом Триверса и Уилларда: для семей, занимающих верхние ступени социально-экономической лестницы, сыновья – более выгодная инвестиция, чем дочери[304].

Наиболее интригующую поддержку гипотеза Триверса – Уилларда находит в исследованиях современного общества. Опрос североамериканских семей показал, что родители разных социальных классов по-разному относятся к мальчикам и девочкам. Так, в семьях с низкими доходами грудное молоко получало более 50 процентов девочек и менее 50 процентов мальчиков; а в группе обеспеченных родителей – 60 и 90 процентов соответственно. Кроме того, женщины с низким доходом в среднем заводили другого ребенка в течение 3,5 лет после рождения сына и в течение 4,3 года после рождения дочери. Другими словами, в споре о сиблингах матери с низким доходом обычно дают победить дочери и оттягивают рождение конкурирующего объекта для инвестиций. Для состоятельных женщин верно обратное: как правило, второй ребенок в таких семьях появлялся в течение 3,2 года после рождения девочки и в течение 3,9 года после рождения сына[305]. Едва ли многие матери, принявшие участие в исследовании, знали, как социальный статус может влиять на репродуктивный успех мужчин и женщин (или, строго говоря, как он мог влиять на него в среде нашей эволюции). Это – еще одно напоминание, что естественный отбор имеет обыкновение работать в подполье: он придает форму человеческим чувствам, а не помогает нам понять его логику[306].