class="p1">Да, вскрытие, экспертиза, тетродотоксин (tetrodotoxin). Доза? Какая разница, если вот — уноси готовенького. И второго, япошку-повара, тоже куда-нибудь. Сериал «Кухня», тоже мне!

Дама! Дама! Как себя чувствуете? Притрагивались к чему-нибудь из блюд, что-нибудь пробовали? «Скорую»! Промывание?

Дама чувствует себя х… хорошо. В предложенных обстоятельствах. Естественный шок, но держит себя в руках. Без истерик — тихих ли, громких. Не притрагивалась, не пробовала. «Скорая», промывание — спасибо, нет. Уйдите все. Дайте осознать и поскорбеть. Молча.

* * *

Проводить — пришла. Цветы. Много. Букет, не венок.

Крематорий. Не крематорий, а крематорий. На Шафировском, да. Никаких почётных караулов, залпов в небо. Подвиг твой неизвестен. А был ли подвиг? Недолюбливали, но ценили.

Все свои. Хан, Костя Шарий, Тарасик Заброда, Евлогин такой. Вдруг Игорь-женераль тоже. Вещун Саныч от сауны. Капитан Меньгиш (ох, постарела, Ев, одномоментно! в разы!). Троица консульских японцев — тихие, нас тут нет, но готовы к сеппуку здесь и сейчас во искупление (спасибо! и без вас тут…) Более никого. А и не надо. Такое, в общем, скорбное бесчувствие. Афишировать с учётом обстоятельств…

А он… Что — он?! Всё тот же. Узенькие, зоркие, ярко-кофейные глазки с разрезом наискось… но теперь закрытые, закрытые. Тревожный изгиб чёрных бровей, идущих от переносья кверху… да, сохранился. Энергичная сухость кожи, крепко обтягивавшей мощные скулы… наверное, уже респект гримёрам. Всё, как при жизни, только вид лёжа. Ну, чутóк припухлый… Главное, выражение лица. Да, злобного, насмешливого, умного, даже высокомерного, но… и это, и это прежде всего — досада вкупе с недоумением: да нет же! как же! я же профи! я же всё учё…

Кому теперь «Все флаги»? Наверное, вдове. И кто вдова? Вот вопрос! Не сейчас, не здесь. Пусть потом юристы… Кто с ним был до последней минуты, включая последнюю. Совместное хозяйство, свидетели… Но сейчас, здесь — разве не ясно, кто вдова? Афишировать на Шафировском… Никто не афиширует. Но разве не ясно? Держится, но как держится! А блонда вон та, окаменелая? А, это просто друг, просто дружили.

Поминки? Без. Вообразить всех за одним столом… Хотя бы Лилит и Еву… Отказ воображения. Разошлись по восвоясям. Нет, конечно, каждый по-своему отметил…

Как глупо, как всё глупо! Приплыла к нему рыбка… Как глупо!

Хотя… Или…

Или последняя (а последняя!) мысль интересная от старины Макса не столь и бредова? Сам, правда, не допускал, что может стать четвёртым, но гляди ты…

Кыш! При чём тут?!

Всё чаще и чаще повтор недоумения «при чём тут?!»

Казалось бы, при чём тут?! Неспроста. Надо проследить. Именно что надо, именно что проследить. Иначе и до мистики рукой подать, совсем рядышком, за углом буквально. Вот случай с Багдашовым…

Вот не надо! Кто-кто, но здесь она совершенно ни при чём! Была при, но и только. Ведь так? Ведь так?

* * *

Ееесть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, там лилии цветут, цветут.

При чём тут?

Во-о-от опять! Дослушайте же, псы! Осталось с гулькин хер!

Говорю ей на сороковинах… Исподволь… Скромно посидели, тет-а-тет, «над слоником», коньяк «Медный всадник», отметили. Пичалька, но не без доли цинизма. Макс бы приветствовал, его манера. Говорю: а представь, не будь той случайной «золотой рыбки», ты бы с ним так по-прежнему и? Он же, я-то его знаю-помню, тебя не отпустил бы. М?

Случайная? «Золотая рыбка»? Виталь? Ты про что?

Про фугу. Ту самую.

Про фугу? Ту самую? А при чём тут?

Действительно! Мало ли! Хотя бы ватные водоросли (оstreopsis ovata), занесены в Средиземное море японскими судами в 1982 году, видны невооруженным глазом во время цветения, образуют скопления нитей цвета бурой ржавчины. Выделяют токсин, вызывающий удушье. Эффект обратим, но это если знать. Японцы любят варганить салаты из всяческих водорослей. Из ватных водорослей вот — как гарнир, если уж фугу.

Никто из экспертов не копался в организме усопшего на предмет обнаружения следов ещё и оstreopsis ovata?

Н-нет. Всё же очевидно. Фугу, tetrodotoxin. Мелкие частички растительного происхождения в желудочно-кишечном тракте, да, отмечены. Но копаться в этом во всём…

Помнится, знакомый патологоанатом в сердцах взъярился не без профессиональной весёлости: жрали бы уже что-нибудь одно перед смертью! наберут кучу блюд — разгребай потом в кишках: фрагмент предположительно рыбы там-то, фрагмент предположительно мяса там-то, предположительный овощной фрагмент (картофель?) там-то, салат-оливье вообще песня с припевами, один зелёный горошек чего стóит!

…И тут она мне…

Совместные годы с Максом не прошли даром. Почерк. Узнаю почерк. Откровенное provokatio — действие с целью вызвать ответную предсказуемую реакцию.

И тут она мне:

— Виталь, ты же на моей гатчинской мызе ни разу так и не был?

— М-м. Не довелось. — Поверили? — А что?

А то. Ееесть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, там лилии цветут, цветут. Парк не парк, но двенадцать соток, рощица кедровая. Старый пруд не старый пруд, но водоём три на три. Лилии не лилии, но… например, ватные водоросли. Зачем? А по-своему красивы, особенно когда цветут.

А при чём тут?

Смотри-ка. Хозяйка на зиму очищает пруд, сушит водоросли, трёт в порошок, и — в ладанку на шее. Ждёт и ждёт подходящего случая. Этот перфекционист окончательно уже достал с воображённым стокгольмским синдромом.

И — приглашение на фугу. Очередное показательное. Она не ест рыбу, никакую, с некоторых пор. Но — «Все флаги», всё такое, надо быть. Ничего не ешь, раз уж так, но компанию составь, будь добра.

Когда она не была добра? Когда она была недобра?

Потом, смотри-ка, сакэ заказал, «Саваноцуру». Потом неизбежно, рано или поздно, мы ведь никуда не спешим — сколь ни хорохорься насчёт «простатит? какие наши годы!» — отлучка на минуточку, не заскучай.

Не заскучала. Всыпать порошковый оstreopsis ovata из ладанки в сосуд с початым сакэ — даже изящно, всего лишь перегнувшись, потянувшись за… ну, салфеткой. О какая линия! Видеокамеры везде, да. «Все флаги», ага. Ну? И чего? А ничего! Перегнулась, потянулась. О какая линия!

Потом, смотри-ка, вернулся через минуточку. (Руки после сортира не помыл! У женщин глаз намётан!) Продолжил кушать рыбу-фугу, запивать сакэ «Саваноцуру». Продолжал агрессивно павлинить. Напоследок изрёк, даже не маскируя под мульку: Frailty, thy name is woman![15] По-английски? Он же всё больше по-немецки! Шекспир, однако. Ну, по-русски добавил: порожденье крокодила. И — брык…

Знал, не мог догадаться. Или догадался, хоть и не знал. Вообще! Смерть — это победа!.. Всё-таки вот дурачок! Даже немного жаль. Хотя больше всего жаль князя-Косяку.