Садко дернулся из последних сил, попытался укусить руку в перчатке, но безуспешно.

– Это не я придумал, я на такое не способен. Это все Святогор, он умный всегда был и опасный. Даже я не хочу иметь такого врага, а у меня целая орава племянников-богатырей. Нет, ты не подумай, я не из страха, у меня сердце за державу болит всегда. Да и нашу пещеру заливает, а от княгини Тридевятого царства Святогор нам земли на севере обещал, так что – вот. Ну а про тебя мы всем только хорошее будем рассказывать. Все будут помнить, что был такой купец-молодец, что и к морскому царю путешествовал, и на гуслях лучше всех играл. Не забудем. Лучшие летописцы про тебя былину придумают, где надо – приукрасят, где ненужно – приврут, так что все будет в лучшем виде. Ты уж прости меня, не со зла я, а по необходимости.

Садко попытался было поспорить, но богатырь резким движением свернул купцу шею.

Кощей снова ударил магога сапогом прямо в живот; Шмыга привычно взвыл и сжался в комок, глядя на обидчика затравленным взглядом. Наказание подручного было занятием не самым разумным, потому как магог не всегда связывал наказание с причиной, по которой его бьют. Магог рассуждал проще: «Козяивн сильный, а потому и бьет меня. Был бы я сильный, тоже всех бы бил». – Так что пришлось в очередной раз напомнить прихлебателю, за что он сейчас получает.

– Кто не уследил за кострами, которые вокруг пленника должны были гореть постоянно?

– Это баба, козяивн, – тут же ответил Шмыга, – это все баба.

– При чем тут баба… какая, к лешему, баба? – Кощей даже опешил: яггу он, что ли, имеет в виду?

– Плохой баба, дурной баба, тощий весь, – провыл магог, – совсем плохой баба. Обещал дать баба – обманул, обманул подлый баба…

– Так, погоди… не так быстро. Еще раз: что за баба?

– Щуплый баба, совсем плохой баба, дурной баба, – выл магог в исступлении. – Шмыга любить козяивн, Шмыга очень, очень любить козяивн.

Кощей оттолкнул магога, пытавшегося поцеловать его сапог.

– Что за баба? Из замка?

– Нет. Чужой баба. Магогский баба. Щуплый баба, – пояснил избиваемый и тут же снова заголосил: – Плохой баба, злой баба, обманул баба. Шмыга любить козяивн, но козяивн не давать Шмыге баба, а баба обещать Шмыге баба, а сама обманула. Плохой баба, злой баба, подлый баба…

Ударом сапога Кощей прервал эти завывания, в которых он пытался вычленить здравое зерно.

– Какая-то баба уговорила тебя потушить костры? Где ты ее встретил?

– У слива. Там был баба. А потом там нет баба. Шмыга пришел за баба, а баба нет. Обманул баба. Злой баба, плохой баба, совсем… ой.

Великая ягга все это время внимательно осматривала решетку.

– Не сломана. И ключей у магога нет.

Пленник исчез из темницы так, словно испарился.

– Он умеет просачиваться сквозь решетки? – поинтересовался воевода.

– Насколько мне известно, нет, – задумчиво произнесла ягга, – по крайней мере, белый колдун не умел.

– Значит, этот научился, – сделал вывод Кощей, – ты сама говорила, что ему для колдовства нужен холод. Костры потухли, стало холодно, твой Морозко сотворил какое-то колдовство и сбежал. Другого объяснения просто нет.

– Он не сбежал бы, если бы не твой дворовый пес. Это он потушил костры, убей его. Зачем он вообще тебе нужен?

Вопрос был хороший, Шмыга был подл, вороват, ленив… Проклятье – да у магога вообще не было никаких достоинств! Раньше он был нужен, чтобы обмануть своих соплеменников и помочь поднять мертвое войско. А сейчас?..

И все же одно достоинство у магога имелось: он живой. Возможно, даже единственный живой подданный в его царстве, если не считать ягг. Но яггам он полностью не доверял. Нет, убивать Шмыгу он не станет, а вот еще разок ударить больно сапогом – это, пожалуй, можно.

Магог снова взвыл.

– Шмыга не надо убивать. Шмыга любить козяивн. Убивать лучше плохой баба, это все баба виноват.

– Баба-баба… заладил. Погоди, – осенило Кощея, – когда мы хватали Мороза, там ведь еще девчонка была какая-то? Она еще на Вия кинулась… Не это ли наша баба?

– Какая она баба, ребенок еще, я ее проверила, никаких волшебных способностей.

– Это нам ребенок, а обезумевшему от одиночества магогу вполне могла показаться его соплеменницей.

– Слушай меня, убогий, – ягга склонилась над магогом, – твоя баба – она взрослая была или ребенок?

– Баба-то? – задумался Магог. – Щуплый баба был. Щуплый и мелкий. Совсем плохой баба, козяивн, совсем негодный баба.

– И ты меня предал ради «совсем плохой баба»?

– Так-то если подумать, баба был годный, – тут же спохватился магог, – очень, очень ничего такой баба. Веселый. Но предал. Предал баба, обманул, плохой баба, злой баба.

Кощей снова ударил магога сапогом; не похоже, что его подопечный расстраивается из-за того, что совершил предательство. Скорее, Шмыга переживал о том, что не получил обещанной награды.

– И как мы теперь справимся с Вием, если он заявится?

Пленный белый колдун давал хоть какую-то иллюзию защиты. А что теперь делать, когда Вий восстановит свои силы и вернется для того, чтобы требовать назад жезл? Мертвяки его не тронут, как ни приказывай. Ягги тоже не остановят, не та сила у них. И все из-за одного маленького уродца!..

Кощей нехорошо взглянул на магога, и тот снова сжался, пытаясь придать морде выражение любви и обожания.

Коротышка не прекращал метаться из одного конца палат в другой; двое богатырей угрюмо смотрели за перемещениями неугомонного князя Глеба, но в ответ на проклятия, изрыгаемые этим комком ярости, больше молчали.

– Два здоровенных лба, два дуболома. – Красноречие князя не иссякало и гиганты ждали, когда же их собеседник утомится, но энергия новгородского воеводы казалась неиссякаемой. – Две каланчи, нет, башни. Точно: две башни глупости. Две цитадели глупости.

Князь на секунду замер и обернулся к богатырям.

– Обгадились?

– Так мы всё как надо… – начал было оправдываться Черномор, но Святогор его перебил:

– Ага, промашка вышла.

– Промашка – это когда ты пошел опорожниться и встал против ветра. И вот стоишь такой весь мокрый с глупой физиономией и понимаешь – промашка вышла. А то, во что вы нас втравили, – это не промашка, это… я даже не знаю, как назвать.

Надо сказать, князь имел некое право на возмущение, потому богатыри и сносили его излияния молча и без возражений. Поначалу все шло прекрасно: людей, указанных боярином Игнатом, устранили быстро. Если уж богатыри за что-то берутся, то исполняют обычно хорошо. Вот только последствия этих действий были оценены неверно. Вместо того чтобы затихнуть, Великий Новгород забурлил. Сторонники республики пока еще не понимали точно, что произошло и куда делись все вожаки, но расходиться люди не стали. Наоборот, возмущенные новгородцы собирались вместе, спорили и ругались, но разойтись и не думали, большинство требовало действий. Кто-то предлагал немедленно собирать вече, самые горячие головы открыто призывали идти жечь терем бывшей княгини, где собирались сторонники Глеба и богатыри. Некоторые их сторонники уже под шумок сбежали, боясь попасть под намечающийся замес. Племянники Черномора перекрыли все подходы к терему, что на какое-то время остудило наиболее горячие головы, но лагерь Глеба был по сути в осаде.