Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведь надо же, какая смелая стала – выгнала, даже глазом не моргнув, а я-то надеялся, что она по достоинству оценит мою ревность, бросится на шею и скажет, как мной гордится. Правда, чем тут гордиться, я пока еще не решил, однако очень ждал поддержки от любимой девушки.
Что-то меня не в ту степь с перепоя заносит – надо ситуацию разруливать, а не винить во всем Настю и оправдывать себя любимого.
Ладно, виноват, так виноват – приведу себя в порядок, куплю огромный букет белых роз и поеду мириться с птичкой. Разжалоблю ее, выпрошу прощение и увезу в свое логово, так сказать, для полного и окончательного примирения. Или перекину через плечо и тоже увезу – а что, пусть знает, кто будет главой семьи в доме.
На столь позитивной ноте даже улыбаюсь, однако боль снова дает о себе знать, сдавливая голову железным обручем.
– М-мм, – стону, все так же сжимая виски пальцами. – Какого хрена…
Не успеваю закончить свою мысль, как слышу за спиной протяжный женский голос:
– Чего так рано вскочил, дорогой?
Кто? Дорогой? Я?!
В больной голове друг за другом появляются вопросы, а от услышанной фразы я вскакиваю с кровати, как ошпаренный. И даже не обращаю внимания на громкий стук пульса в виске – резко поворачиваюсь лицом к лежащей… Вике Степановой!
Эта тварь в моей, мать ее, постели!
– Какого хрена?! – теперь я уже адресую ругательство по назначению, впиваясь взглядом в ненавистную мне стерву, которая потягивается, лежа на животе, и продолжает улыбаться. Хоть наплюй в глаза, всё одно для неё божья роса. Вот же непробиваемая сучка!
Мне интересно, кто ей сказал, что улыбка у нее обалденная? Как по мне, так жабы красивее выглядят по утрам, чем Степанова.
– Захар, милый, ты чего? – протяжно блеет Вика, надувая свои пухлые губы, от чего на душе становится еще противнее.
И так хреново, еще и ее ненавистная рожа маячит перед глазами с утра, вызывая рвотные позывы.
– Если я непонятно выразился, то для идиоток повторяю свой вопрос, – резко выдыхаю и впиваюсь в девушку взглядом. – Что, – делаю паузу, – ты, – еще раз останавливаюсь, – делаешь в моей постели? – заканчиваю на одном дыхании, так как сил сдерживаться больше нет. Хочется взять ее за патлы и вышвырнуть вон из комнаты, однако ее ответ приводит меня в небольшое замешательство:
– Ты сам меня вчера позвал, – на ее лице невинное удивление, однако я уже на взводе.
– Я? – тычу пальцем себе в грудь. – Тебя? – перевожу этот же палец в ее сторону. – Степанова, ты накурилась вчера? Или перебрала?
– Как же, ты сам… – она не заканчивает фразу, продолжая корчить из себя святую невинность, однако меня этим не возьмешь.
– Ты последняя девушка на этой планете, которую я бы добровольно позвал в свою постель, – провожу всей пятерней по волосам. – Даже в состоянии алкогольной комы.
– Чего? – удивлённо спрашивает Вика, выпучив свои бесстыжие глаза, видимо, не понимая значения последней фразы, но мне все равно.
– Для особо тупоголовых повторяю – даже по пьяни ты мне противна, – снова резко выдыхаю, так как считаю бесполезным дальнейший диалог с этой тупой курицей. – Значит так, Степанова. Сейчас я иду в душ, а у тебя ровно десять минут, чтобы свалить из моей комнаты. Время пошло.
И, не слушая больше воплей этой дуры, разворачиваюсь и направляюсь в ванную.
Закрываю на всякий пожарный дверь – мало ли, что этой больной придет в голову. Хватит ее тошнотворной физиономии с утра, если еще залезет ко мне в душ, то могу не сдержаться и вышвырнуть ее в окно со второго этажа. Нет бы, симпатичная мордашка моей любимой птички с утра маячила перед глазами, вызывая бурю положительных эмоций. Даже голова бы так сильно не болела, глядя на улыбающуюся Настю.
Черт, птичка! Только бы не узнала о том, с кем я проснулся с утра, во век не оправдаюсь! Хотя, какой там не узнала – эти две стервы обязательно все перекрутят на свой манер и донесут моей любимой девушке извращенную полуправду. Знать бы еще самому, что здесь произошло сегодня ночью?
Однако проснулся я в боксерах, да и вполне в состоянии понять, занимался ли вчера сексом или нет. Сто процентов эти курицы облезлые мне что-то подлили, а потом Вика залезла ко мне в постель, чтобы с утра добавить мне головной боли. Вот же беспринципная тварь!
Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, а пока программа минимум – прийти в себя, принять душ, побриться, выпить что-то от головы и помириться с Настей. Главное, начать быстрее соображать, как объяснить девушке о своих ночных похождениях.
И какого хрена я вчера сюда приперся, скажите на милость? Нет бы тихо и мирно страдал в своей квартире, мечтал о прекрасном теле своей любимой птички и остывал от жгучей ревности, которая выворачивала душу наизнанку. Так нет же, решил развеяться и приехал на свою голову к сестренке на вечеринку, так сказать, увидеться с друзьями – и вот итог.
Но моя птичка безмерно добрая, слишком рассудительная для своих лет и очень умная – она обязательно поверит, что я ни в чем не виноват.
Заканчиваю бриться, наношу лосьон на лицо, заматываю полотенце на бедрах и выхожу из ванной. Чего и следовало ожидать, Степанова так и лежит с закрытыми глазами на моей кровати, походу, даже не собираясь оттуда вылезать. Вот же навязчивая сучка – как ни крути, а избавиться от ее физиономии так просто не получится.
– Н-да, – смотрю с презрением на Вику, а после направляюсь в гардеробную, чтобы переодеться. Черные джинсы, белая рубашка в тонкую черную полоску и пуловер – голова еще дико болит, однако чувствую я себя намного лучше.
– Захар, – слышу в спину, когда направляюсь к выходу из комнаты, однако нагло игнорирую Степанову, напоследок громко хлопая дверью.
Достала уже, сил нет – и она, и моя ненаглядная сестренка. Кстати, надо будет поинтересоваться, так ли уж случайно Вика проснулась рядом со мной, а я нихрена не помню.
Однако вместо довольной физиономии Леры в столовой я обнаруживаю Валевского с чашкой кофе в руке и улыбкой на пол-лица.
– Проснулся? – ехидничает Рома, но я никак не реагирую на его тупые вопросы.
– Нет, это моя тень шарится по дому и сейчас смотрит на твою цветущую физиономию, – нет ни капли желания разделять сейчас ехидство своего