— Это мой папа. Очень хороший и добрый человек…

— Благодарю вас, ваше превосходительство, за огромное удовольствие, доставленное танцем с вашей дочерью! — сказал Петр Михайлович, когда они с Александрой подошли к ее родителям.

— Зовут меня Василием Митрофановичем, а мою супругу — Ольгой Петровной. Неужто вы, Петр Михайлович, не успели получить столь ценную «агентурную» информацию от нашей дочери во время танца? — добродушно рассмеялся адмирал. — Или, как я полагаю, вам обоим было не до этого? — он испытующе глянул на смутившуюся Александру.

Петр Михайлович был поражен. Оказывается, адмирал знал его имя и отчество — полнейшая неожиданность! В то же время Чуркин понял, что тот является заместителем председателя комитета и, скорее всего, знакомился с его личным делом после ходатайства вице-адмирала Посьета.

— Извините, Василий Митрофанович, но я заметил вас стоящим рядом с Ольгой Петровной только после окончания танца и успел лишь узнать, что вы, по выражению Александры Васильевны, «очень хороший и добрый человек».

Адмирал пристально посмотрел на него, а затем на дочь.

— Для меня это высшая характеристика. Как для отца, разумеется, — уточнил он и снова рассмеялся: — Но, не дай бог, если допустите какое-либо упущение по службе! Тогда, уверяю вас, сразу же измените свое мнение о моей доброте.

— Хватит, Василий Митрофанович, пользоваться своим служебным положением и пугать кавалера нашей дочери! — шутливо упрекнула Ольга Петровна супруга, озорно сверкнув глазами. — А то она, чего доброго, засидится у нас в невестах.

— Мама! — вспыхнула Александра.

— Я уже почти двадцать лет, как мама. И я просто шучу, — обиделась та.

— В каждой шутке есть доля истины, Ольга Петровна, — поддержал дочь Василий Митрофанович и извиняющимся взглядом посмотрел на Чуркина, как бы говоря так хорошо знакомое Петру Михайловичу: «Ну что поделаешь? Женщина…»

В это время капельмейстер объявил следующий танец, и Петр Михайлович вопросительно посмотрел на Александру. Та, сразу же забыв о мимолетной размолвке с матерью, с радостью протянула ему руку…

* * *

Петр Михайлович находился в расстроенных чувствах. Он смотрел на себя как бы со стороны, глазами офицеров-сослуживцев: «Надо же! Не успел появиться в комитете, как сразу же “приударил” за дочкой товарища его председателя. Карьерист, желающий за счет высокого положения ее папаши устроиться на руководящую должность!». Конечно, «Георгий» дает ему некоторое преимущество, но ведь не настолько же! Чуркин раз за разом проигрывал сложившуюся ситуацию, и от самоедства ему становилось всё тошнее. Разве мог он объяснить им, что не имел ни малейшего представления об отце миловидной девушки, приглашая ее на мазурку?

Но когда он вспоминал об Александре, все эти переживания сразу же отступали на второй план. Петр Михайлович не мог забыть обворожительного взгляда ее голубых глаз, легкого дрожания руки во время танца, выдававшего волнение, и страстно желал видеть ее снова и снова. В то же время он понимал, что сделать это практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на очередной бал, который состоится невесть когда… Противоборство этих противоречивых чувств доводило его до исступления.

* * *

Василий Митрофанович был встревожен. Всегда жизнерадостная и непосредственная в поведении его дочь замкнулась в себе, постоянно думая о чем-то своем, недоступном для его понимания. И он обеспокоенно поделился своей тревогой с Ольгой Петровной.

Та, чувствуя свое женское превосходство по части сердечных переживаний, только мило улыбнулась:

— Да влюбилась наша Саша! Какой же ты непонятливый у меня, Васечка.

— В кого?! — оторопело спросил тот, никак не ожидая такой непростительной, с его точки зрения, опрометчивости со стороны своей дочери. — Неужто в Петра Михайловича?

Ольга Петровна откровенно рассмеялась:

— А в кого же еще?! Саша что, по-твоему, только и делает, что проводит время в обществе других кавалеров? — оскорбилась она даже возможности подозрения ее дочери в нравственной нечистоте.

— Но ведь они же встретились лишь раз, да и то на балу, в нашем с тобой присутствии! — никак не мог понять «коварства» дочери Василий Митрофанович.

Ольге Петровне даже стало жаль Василия Митрофановича, этого умного человека, много достигшего на своем веку, за примитивность его взглядов на внутренний мир трепетной женской души.

— Ты что, Васечка, разве забыл знаменитые слова Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил!»? Или, по-твоему, Петр Михайлович не достойный избранник нашей дочери?! — в ее голосе звучала готовность самки защищать своего детеныша от любой угрозы до последней возможности.

И Василий Митрофанович, почувствовав это, стушевался.

— Почему же, Оля? — как можно мягче ответил он. — Петр Михайлович принадлежит к древнему дворянскому роду с устоявшимися традициями безупречного служения Отечеству. К тому же он обладает острым и пытливым умом, отмеченным вице-адмиралом Посьетом, воспитателем и наставником цесаревича.

Ольга Петровна тихо ахнула, пораженная, как громом, этой новостью, услышать которую никак не ожидала.

— И со временем, — продолжил ее муж, — Петр Михайлович возглавит новый отдел комитета, который будет организован для реализации идеи по созданию нового вида оружия, выдвинутой именно им.

— А ты не знаешь, за что он удостоен Георгия? — не удержалась она.

Василий Митрофанович, улыбнувшись неистребимому женскому любопытству, рассказал ей о подвиге, совершенном Петром Михайловичем при спасении команды фрегата «Александр Невский».

— Как раз тогда-то у него и появилась седая прядь в волосах, — в заключение пояснил он.

Ольга Петровна снова ахнула, прижав руки к груди и глядя на мужа широко открытыми глазами. Она с женской склонностью к состраданию прочувствовала весь тот ужас, который пережил избранник ее дочери, кого она уже воспринимала как близкого человека.

— Вот видишь, Васечка: девичье сердце не обманешь! — с тихой радостью за дочь заметила Ольга Петровна. — Дай, Бог, ей счастья! — воскликнула она так, как будто помолвка Александры с Петром Михайловичем была уже делом решенным.

Василий Митрофанович откровенно рассмеялся такой наивности:

— Ты, Оля, вроде как рассудила всё за Петра Михайловича. А ведь какое он сам примет решение по этому непростому вопросу, является тайной за семью печатями!

Ольга Петровна непонимающе посмотрела на мужа:

— Какие тайны, какие печати?! — воскликнула она. — Да разве я не видела, какими глазами он смотрел на Сашу? Поверь мне, дорогой: чувства у них взаимные. Никаких сомнений! Всё это можно считать делом решенным. Остальное — дело времени.

Василий Митрофанович уже не улыбался. Он из всех слов супруги своим цепким аналитическим умом вычленил главное — духовная связь между его дочерью и Петром Михайловичем состоялась. Сейчас его волновало другое.