А Горемыкин – каков негодяй, усмехнулся великий князь, посылает к студентам своих соглядатаев, которые сеют среди молодежи волнения. Сам же он отдает приказ печатать и распространять «возбуждающие умы воззвания», а когда спровоцированные им меры приводят к беспорядкам в студенческой среде, нашептывает императору, что студенты высших учебных заведений – настоящие враги отечества и самодержавия… Как же в такой ситуации можно сохранять спокойствие?

События, связанные со студенческими волнениями, навсегда оставят горький след в душе Константина Константиновича. Но жизнь идет вперед, и в центре его внимания как радетеля за народное просвещение уже другие события. В России развивается книгоиздательское дело: появляются интереснейшие книги по разным научным дисциплинам, новые журналы для детей и юношества, которые представляют собой весьма занимательное чтение, стремительно увеличивается число земских и церковно-приходских школ.

На фоне всего этого великому князю удается в 1901 году добиться всемилостивейшего разрешения организовать съезд учителей Петербургского учебного округа, на который съехалось более двухсот делегатов. Конечно, правильнее было бы назвать это мероприятие курсами повышения квалификации, но, видимо, устроителям слово «съезд» кажется более внушительным и весомым. Недаром автор дневника с радостью пишет 8 августа: «Времена меняются, четыре года назад… министерство считало курсы вредной и опасной затеей, а теперь усердно им покровительствует».

Но в начале 1903 года произошло «что-то невероятное и чудовищное»: в недрах имперской канцелярии родилось решение о сокращении в России числа классических гимназий, выпускники которых имели право поступать в высшие учебные заведения. Вместо них получили широкое распространение реальные училища, окончив которые, люди не могли сдавать экзамены в университеты.

Такое «новаторство» министра народного просвещения Н. П. Боголепова и его ближайших помощников возмутило в конце концов не только передовую часть русской интеллигенции, но и самого императора. Решив сменить министра, он остановил свой выбор на человеке широко образованном и порядочном – Владимире Александровиче Шильдере. Известный педагог, соратник великого князя Константина Константиновича, некоторое время даже занимавшийся воспитанием его детей, Шильдер был в то время командиром Псковского кадетского корпуса. Зарекомендовал он себя на этом посту с самой лучшей стороны. В. А. Шильдер широко практиковал проведение с кадетами познавательных экскурсий и бесед, большая часть которых так или иначе была связана с героической историей русской армии. Заслуженной славой пользовался и кадетский хор, а учитель музыки И. И. Тульчиев даже поставил в корпусе несколько детских опер. Все это дало повод Константину Константиновичу написать: «дело учения и воспитания поставлено здесь надежно и твердо», а все педагоги «с любовью и сознанием долга исполняют свои обязанности». Мемуаристы назвали время директорства Шильдера (1902–1905) золотым веком Псковского кадетского корпуса.

Действительно, во всем этом не было преувеличения. Однако, являясь педагогом по призванию, Владимир Александрович все же никогда не работал в светской школе. Поэтому он и был крайне удивлен, когда получил предложение Николая II возглавить Министерство народного просвещения, и, «будучи порядочным человеком, отказался».

Но государь не пожелал принять во внимание, что столь высокий и ответственный пост требует от человека, его занимающего, обширных знаний и большого практического опыта на ниве народного просвещения. Новым министром стал другой военный – начальник академии Генерального штаба генерал-лейтенант В. Г. Глазов, что вызвало иронию и недовольство у многих людей. А вот как отнесся к этому событию Константин Константинович:

На меня, да и на многих мыслящих одинаково со мной, это назначение делает впечатление самого неправдоподобного анекдота, который был бы очень забавен, если б не получил осуществления.

Своему же двоюродному дяде Николай II портфель министра народного просвещения так и не предложил. Чем это можно объяснить – кознями К. П. Победоносцева или недальновидностью самого императора – сегодня сказать очень сложно. Остается лишь сожалеть, что надежды Константина Константиновича всерьез заняться народным образованием не оправдались и ему не была предоставлена возможность раскрыть еще одну грань своего большого таланта.

Недавние февральские события, всколыхнувшие страну, постепенно теряли остроту. Каждый день приносил что-то новое, складывая, как из кусочков мозаики, полную картину жизни. В середине мая великий князь вместе с преображенцами – в лагере, на учениях. Погода еще прохладная, и он простудился – болит горло. Все это действует на него «удручающим образом». Надо бы улучшить в полку показатели по стрельбе: командир недоволен результатами не только подчиненных, но и собственными. В дневнике он признается: «…я совершенно неспособен на всякую технику». Что ж тут поделаешь – это довольно часто встречается при гуманитарном складе ума. Для того чтобы немного успокоиться, Константин Константинович «начал читать книгу Григоревского о Черногории на случай, если меня послали бы в эту страну».

Пока же он, кроме непосредственных обязанностей «отца-командира», занимается в свободные часы любимым делом – пишет стихи.

Когда креста нести нет мочи,

Когда тоски не побороть,

Мы к небесам возводим очи,

Творя молитву дни и ночи,

Чтобы помиловал Господь.

И если вслед за огорченьем

Нам улыбнется счастье вновь,

Благодарим ли с умиленьем,

От всей души, всем помышленьем

Мы Божью милость и любовь?

Упоминание в дневнике о Черногории было не случайным. В начале июля великий князь получил предписание отправиться в эту страну. Перед поездкой он посетил императора, и они поговорили с полчаса. «Говорили и о славянстве: он вспомнил, что есть у Пушкина стих об этом, и я поспешил привести этот стих наизусть: „Славянские ручьи сольются в русском море, Оно ль иссякнется?“»

И вот Константин Константинович отправляется в дорогу. Путь на пароходе долог и утомителен, и чтобы как-то скрасить время, великий князь читает все, что удалось достать о Черногории – этой «необыкновенной, своеобразной, особенно привлекательной» стране. Вторая часть поездки оказалась более интересной и комфортной, чем первая. К нашему путешественнику присоединяются дочь черногорского князя Анна с мужем, принцем Баттенбергом, и князь Петр Карагеоргиевич с двумя сыновьями – Георгием и Александром, 11 и 10 лет…

Утром 9 июля пароход вошел в гавань Рагузы (Дубровника). Погода стояла прекрасная, хорошо были видны прибрежные горы и скалы. У великого князя от восхищения сразу же «стихи завертелись в голове…» Неудивительно: перед ним расстилалось море, голубое, как сапфир, замкнутое высокими горами. А в глубине залива, как казалось, прямо под облаками, простиралась Черногория. Красота необыкновенная! Расстраивало лишь одно обстоятельство:

Обидно вспомнить, что наш импер[атор] Александр I письмом владыке Петру II принудил его отдать Котор Австрии!!