Княгиня Багратион позвонила в колокольчик, и на пороге малой гостиной вскоре выросла худощавая фигура ее верной служанки.

— Чего изволите, ваше сиятельство? — спросила Надин Дамьен.

— Молодой человек снова останется у нас ночевать, — сказала Екатерина Павловна. — Приготовьте для него постель в гостевой комнате.

— Слушаюсь, — горничная перевела внимательный взгляд своих карих глаз на Игарри.

В ответ тот смущенно улыбнулся. Сейчас он совсем не походил на героя-любовника, казался растерянным, слабым, беззащитным.

— По-моему, у нас в доме есть настойка из корня валерианы, — продолжала княгиня. — Дайте нашему гостю двадцать капель. Пусть он уснет спокойно.

— Как скажете, ваше сиятельство, — ответила француженка, будучи уверенной, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

В конюшне было тихо. Трава, недавно разложенная по кормушкам, издавала приятный, свежий запах лесного луга. Кучер Сильверст, конюхи Семен и Никанор заканчивали дневные труды. Они подмели пол, собрали из денников навоз, сложили его в тачку и вывезли к выгребной яме. Честно говоря, работой их здесь не перегружали.

Лошадей в конюшне находилось всего шесть. Четверка тех самых орловских рысаков для парадного выезда и два мерина попроще, для хозяйственных нужд. Один из меринов, каурый Волчок, ходил и под седлом. Ездил на нем Сильверст, в прошлом солдат драгунского полка. Он неплохо ориентировался в Вене и нередко развозил знакомым княгини Багратион ее записки.

Кроме просторной кладовой с мешками овса и снопами сена к конюшне прилегала и комната для снаряжения, где стояла лавка, шкафы с инструментом, стол для починки конской сбруи. Слуги ночевали тут по очереди, ибо животных не велено было оставлять без пригляда.

Сегодня наступала очередь Сильверста. Он хотел уже закрыть двери за Семеном и Никанором, как ему пришлось остановиться. От особняка к ним шла сама Екатерина Павловна, и конники поразились до глубины души. Обыкновения посещать конюшню матушка-барыня не имела.

— Немедленно седлай Волчка! — приказала она кучеру. — Поедешь в гостиницу «Der Ahorn Blatt», что на Кольмаркт-штрассе. Там передашь это письмо его высокопревосходительству генералу от инфантерии князю Багратиону. Лично в руки. Понял?

— Так точно, ваше сиятельство!

— Да поторопись. Время не ждет.

Таким образом, вернувшись в гостиницу в восьмом часу вечера несколько навеселе, Петр Иванович первым делом увидел честную солдатскую физиономию бывшего драгуна. Сильверст браво доложил генералу, что послан сюда княгиней с наиважнейшим поручением.

Удивившись, князь вскрыл пакет. На листе бумаги летящим почерком его супруги было начертано всего десять слов: «Mon jeneral! Наш знакомец у меня. Он принес подарок. Приезжайте. Катиш».

Особого желания куда-либо отправляться снова Петр Иванович не испытывал. Обед в гвардейском пехотном полку эрцгерцога Карла-Людвига-Иоганна его утомил. Там Багратиона вместе с адъютантом, поручиком Древичем, не только отменно накормили и напоили, но и долго занимали разговорами отнюдь не пустыми, а политическими.

Министр иностранных дел граф Меттерних мог сколько угодно болтать о новом сердечном союзе Австрии и Франции. Только вот армия прекрасно помнила свои ожесточенные бои с Наполеоном на придунайских равнинах и упорно думала о реванше. Каким будет этот реванш, пока никому неизвестно. В Европе осталась лишь одна страна Корсиканцу неподвластная — Россия. И одни вооруженные силы на равных сражавшиеся с ним — русские. Тогда возможен превентивный удар.

Убедительные суждения о стратегии и тактике будущей войны с французами еще звучали в ушах генерала. Недаром добрые его друзья — австрийцы слыли большими знатоками военной теории. На диво вымуштрованные войска императора Франца Первого блестяще выглядели на параде, в походе, в армейском лагере. Дисциплина, порядок, неуклонное исполнение всех параграфов воинского Устава. Зато при действиях на поле битвы им, на взгляд Багратиона, не хватало боевого задора, злости, ярого желания одержать над неприятелем верх во что бы то ни стало.

Петр Иванович повертел в руках записку жены, перечитал ее снова, на сей раз более внимательно. Пожалуй, ключевым в ней являлось слово «подарок». Но какой особливый презент мог преподнести княгине Багратион скромный секретарь персидского посла? Человек он молодой и, судя по всему, не слишком богатый. Наверное, переводчик живет на жалованье, которое, как водится в восточных деспотиях, не очень-то и велико.

— Что сказала княгиня кроме этого? — князь Петр задал вопрос кучеру, стоявшему перед ним по стойке «смирно».

— Ничего, ваше сиятельство, — четко ответил Сильвестр. — Как есть ничего. Только передать письмо лично в руки и про время, которое не ждет.

— Ладно, братец. Благодарю за службу, — генерал вручил бывшему драгуну серебряный талер. — Пока на улице светло, возвращайся. Передай: через час-другой буду непременно.

— Рад стараться! — гаркнул кучер, повернулся через левое плечо кругом и строевым шагом промаршировал из комнаты в коридор.

По счастью, граф Разумовский сегодня не только не опоздал на вечерний прием, но и приехал намного раньше, да не один, а со скульптором Антонио Кановой и его земляком, молодым художником по имени Джанкарло Сканагатти. Тот привез дюжину своих офортов с намерением устроить маленькую выставку в салоне княгини Багратион и, коль повезет, то продать несколько работ ее богатым и знатным гостям.

Художник начал размещать виды Рима, Венеции и Милана в большой гостиной. Исполнены они были тонко, с немалым умением, но Екатерина Павловна не любила офорты. Она беседовала с графом и Кановой по-итальянски, лишь два-три вежливых слова произнеся о произведениях Сканагатти. Андрей Кириллович между тем, говорил с энтузиазмом. Он восхищался новым творением Антонио Кановы, то есть своим скульптурным портретом, правда, не вполне завершенным, однако уже являвшем черты, характерные для руки знаменитого мастера.

Хитрый Канова в ответ на похвалы русского аристократа только улыбался. Улучив момент, он заметил красавице, что мечтает создать и ее портрет в мраморе, придав ему сходство с Афиной или Минервой, древнегреческой и древнеримской богиней мудрости и знаний. Так он ее видит, и в этом нет ничего необычного или пристрастного. Лицо и фигура ее сиятельства вдохновляют художника на создание такого образа. Но необходимо выполнить одно условие.

— Какое? — спросила заинтригованная Екатерина Павловна.

— Позировать придется обнаженной.

Тут княгиня Багратион зорко взглянула на скульптора. Он поклонился ей с ласковой улыбкой. Она рассмеялась в ответ:

— Впервые слышу, чтобы дочь Зевса Афина Паллада кому-либо являлась обнаженной. Богиня и родилась-то в полном воинском снаряжении — в шлеме, с копьем и щитом в руках.

— Это все условности, вымышленные древними сочинителями мифов, — возразил итальянец. — Красота женщины покоряет мужчин лишь в первозданном своем виде.