Сердце своё романтичный внук Николая I отдал графине Софье Николаевне Меренберг (1868–1927). Избранница родилась от морганатического брака принца Николая-Вильгельма Нассауского и Натальи Александровны Пушкиной, дочери великого русского поэта, получившей в 1867 году от принца Георга Вальдек-Пирмонт титул графини Меренберг. Но если члены императорского Дома спокойно восприняли женитьбу брата той же графини Софьи Николаевны Меренберг, графа Георга-Николая, на светлейшей княжне Ольге Александровне Юрьевской, дочери императора Александра II от морганатического брака с княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой, то «Миш-Мишу» не повезло. Мать его, великая княгиня Ольга Феодоровна (урождённая принцесса Цецилия Баденская), узнав по пути на юг из покаянного письма сына о свершившемся месяц назад венчании, так расстроилась, что прямо на железнодорожной станции в Харькове супруга великого князя Михаила Николаевича 31 марта (12 апреля) 1891 года скончалась от удара. Принцу Вильгельму Нассаускому, тестю провинившегося великого князя, император Александр III вне себя от гнева послал телеграмму: «Этот брак, заключённый наперекор законам нашей страны, требующий моего предварительного согласия, будет рассматриваться в России как недействительный и не имевший места». Великому герцогу Люксембургскому, получившему такое же послание, оставалось лишь неловко оправдываться за подвластных ему родственников: «Я осуждаю в высшей степени поведение моего брата и полностью разделяю мнение Вашего Величества».[353]

Однако если в аналогичной ситуации, произошедшей почти через столетие, генеральный секретарь КПСС Леонид Ильич Брежнев, недовольный браком своей своевольной дочери с артистом Игорем Кио, приказал аннулировать запись в ЗАГСе и выдать разведённым (таким бюрократическим образом) супругам новые паспорта с чистыми страницами, то проштрафившегося великого князя августейший кузен-самодержец уволил со службы, лишил содержания и запретил возвращаться в Россию. Правда, новый император Николай II был гораздо либеральнее, разрешив Михаилу Михайловичу вернуться на родину (чем великий князь так и не воспользовался), возвратив «паршивой овце семейства» звание флигель-адъютанта и назначив шефом 49-го Брестского полка, хотя его «дядюшка» и написал скандальный, почти автобиографический роман «Never say die» («Не унывай»). Правда, сей опус, изданный в Лондоне в 1908 году, естественно, запретили в России. Через год после венчания графиня Софья Николаевна Меренберг перешла в православие. Когда же страсти чуть поутихли, великий герцог Адольф Люксембургский пожаловал племяннице титул графини Торби, придуманный самим «Миш-Мишем» в память о деревне Тори в боржомском имении своего отца. Великокняжеской чете пришлось жить за границей, долгое время на вилле «Казбек» в Каннах, а затем в Лондоне, где оба супруга и упокоились на Хэмпстедском кладбище.

Их вторая дочь, графиня Надежда Михайловна Торби (1896–1963), вышедшая замуж за лорда Джорджа Маунтбэттена (именовавшегося принцем Баттенбергом до германофобии Первой мировой войны), позднее ставшего 2-м маркизом Милфорд-Хэйвен, унаследовала исполненную Болином рубиновую диадему матери. Последней её владелицей стала маркиза Сара Милфорд-Хэйвен, находящаяся в родстве с английской королевской семьёй. Необходимое дополнение официального парадного придворного костюма русской великой княгини (пусть и непризнанной) имеет предписанную, напоминающую открытый кокошник, форму полумесяца. Золотую ажурную диадему неслучайно украшают помимо восьми сотен бриллиантов полусферические кабошоны великолепных алых яхонтов. Ведь на официальных придворных балах великие княгини «появлялись в своих фамильных драгоценностях с рубинами и сапфирами. Цвет каменьев должен был соответствовать цвету платья: жемчуга и бриллианты или рубины и бриллианты – при розовых материях, жемчуга и бриллианты или сапфиры и бриллианты – при голубых материях.[354]

Кстати, великий князь Михаил Михайлович заказал Болинам ещё одну такую же диадему, но с лазоревыми сапфирами. Та перешла по наследству другой дочери – графине Анастасии Торби, ставшей женой сэра Гарольда-Огастеса Уэрнера, владельца знаменитого замка Льютон Хуу в Бэдфордшире, где собрано много вещей, связанных с родом А.С. Пушкина. Однако нынешнее местонахождение сапфировой диадемы неизвестно.

Посетители Эрмитажа, видевшие диадему с рубинами в 2004 году, с трудом верили, когда им говорили, что восемь её частей при желании легко открепить от основы, превратив в пару серёг, пару застёжек браслетов, пару наверший шпилек, а также в кулон-брошь, напоминающий геральдическую лилию. Некоторые изображения в деталях рисунка намекали на генеалогические связи великокняжеской четы. Ведь другая брошь, располагающаяся в центре диадемы, была похожа на звезду высшего русского женского ордена Св. Екатерины, если бы на месте привычного круга с девизом не пламенел сердцевидный рубин. Сама же основа, лишённая снятых деталей, преобразовывалась в прелестное колье. Диадему, на которой виднеется чуть заметное клеймо, как и все работы петербургской фирмы Болин, отличают высокий уровень ювелирной работы, изящная закрепка камней, сложность монтировки и остроумное решение конструкции.[355]

Трансформирующиеся украшения были не редкостью в это время. Достаточно только вспомнить, как подобной вещи в пьесе Оскара Уайльда «Идеальный муж» отводится весьма важная роль при разоблачении великосветской воровки, поскольку о секрете возможного преображения присвоенной броши в браслет похитительница даже не подозревала. А таился он в крошечной, хорошо замаскированной пружинке.[356]

В 1906 году Эдуард Болин и Карл Фаберже опять объединили свои усилия, чтобы купить роскошную историческую подборку камней, хранившуюся в Камеральном отделении Императорского Кабинета, а теперь выставленную на продажу из-за финансовых затруднений, связанных с русско-японской войной 1904–1905 годов. Хотя эта своеобразная коллекция и была богата «редкими, дорогими экземплярами, из которых могли быть изготовлены разные ювелирные драгоценные вещи», последние десять лет она пролежала без употребления.[357] Болин и Фаберже в ходе своеобразного аукциона 14–16 августа предложили миллион рублей, что тогда соответствовало стоимости 750 килограммов золота высшей пробы, но окончательную продажу отложили, а на вторичных торгах победу одержал ювелир Закс (Сакс), увеличивший ставку всего-то на 75 тысяч рублей.[358] Эти «смешные» деньги решили исход торгов. На вырученную же сумму в 1075 тысяч рублей Николай II предписал образовать особый капитал, чтобы на проценты с него приобретать новые подарки.[359]