Мы лихо выехали на наводненный машинами широченный проспект и до безобразия легко влились в густой разноцветный гудящий поток. Милицейская бело-голубая машина, словно орущий хвостик, бодро ринулась за нами, но немедленно столкнулась с себе подобной. Я удовлетворенно кивнула:

– Кажется, одна проблема решилась.

– Слушай, Комарова, – промямлил Сэм за спиной, – прошу об одном: довези меня до места живым, а? Это же такая малость в сущности.

Они настигли Виталика на заброшенной дороге, петлявшей между разоренными селами и развороченной так, словно ее специально проложили для устранения оккупантов. Мужчина не сопротивлялся. Не заглушая мотора и не затушив фары, он вышел, в расстегнутой куртке и широко улыбавшийся, и повернулся к карателям спиной.

Он многое делал в этой жизни неправильно, так стоит хотя бы умереть достойно.

Все просто, как таблица умножения: они загнаны, но их дух сильнее страха быть пойманными. Затравлены, но не сломлены. Они стерты, но кто-нибудь, возможно, вспомнит о них в грустной фантастической истории… Они мертвы.

Мужчина упал лицом в снег, навсегда перестав дышать. На спине куртки дымилась круглая дыра с опаленными краями. Возможно, кто-то станет искать пулю в его остывающем теле, но как объяснить теням, что червь сжирает изнутри и иссушает твои жилы слишком быстро, чтобы ты почувствовал боль. Он был просто ищейкой, шавкой, да и умер не по-людски.

…Я стояла посреди длинного темного коридора, над головой мигала лампа дневного света, и на сером ковровом покрытии растянулась сломанная тень от моей фигуры. Бесконечное число дверей, будто я попала в сказочное Зазеркалье. В душе царило холодное спокойствие, никакого страха быть обнаруженной в самом закрытом здании города, ведь никто бы не догадался меня здесь искать. А значит, и не будут. Идеальное место – никакого видеонаблюдения или снующей по этажам охраны. Правда, везде полно энергетических маячков. Стоит задеть невидимый шарик, как коридор наполнится визгливой сигнализацией, а нарушитель свалится обездвиженный, оказавшись в невидимых силках. Я знала расположение каждого маячка. Однажды увидев план здания во время очередного «разбора полетов» в кабинете Алекса, легко запомнила схему, словно фотографическую копию…

Пробуждение было резким, почти болезненным. Сильно ныла шея, ото сна меня мелко трясло и мутило. Я заснула в кресле у кровати снова впавшего в беспамятство Александра, и не сразу поняла, отчего пробудилась. Только когда сознание окончательно прояснилось, то я почувствовала долгий изучающий взгляд.

Через плотно закрытые шторы едва проникал свет фонаря, отбрасывая на пол желтую узкую полоску. Алекс пристально глядел на меня. Неожиданно мое сердце замерло сладко и тревожно.

– Ты очнулся? – Спросонья голос охрип.

Он что-то неопределенно промычал в ответ.

– Скажи, – я пошевелилась, стараясь чуть размять затекшее тело, – почему каждую ночь ты следишь за мной?

– Опять этот вопрос.

– В прошлый раз ты изящно от него отмахнулся, – хмыкнула я.

– Отмахнулся? – Он в притворном удивлении вскинул одну бровь, и мое сердце пропустило очередной удар, а потом забилось в три раза быстрее.

– Ну, ответа я так и не получила, – кивнула я.

– Спящий человек очень завораживает. Чужой сон, как маленькая смерть. – Вдруг разоткровенничался он и сдавленно кашлянул. – Ты кажешься нежной, ранимой и очень беззащитной. Никаких масок, искусственных гримас, ничего придуманного. Когда я подобрал тебя на остановке, ты была похожа на лунатика, спящая красавица. Ты никого и ничего не помнила, забыла роль, которую сама себе придумала. И, знаешь, ты на самом деле была трогательной. Такая реальная, никакой лжи.

– А сейчас? – спросила я шепотом, завороженная его низким красивым голосом.

– А сейчас ты стала просыпаться и играть в другие игры. Ты снова перестаешь быть настоящей.

– Саша, это почти фобия, – заметила я, задетая его, по сути, правдивыми словами.

– Сначала Алекс, потом Саша, боюсь, еще немного и ты начнешь называть меня Шуриком, – усмехнулся Александр.

– Шурик? – Я широко улыбнулась, неожиданно почувствовав необъяснимый прилив нежности, и тихо встала.

– Иди ко мне… – Он протянул руку и сморщился от боли. Наши пальцы переплелись, словно ивовые прутики. Мужчина подвинулся на узкой кровати, и непроизвольно застонал. – Господи, обещай быть со мной нежной, – пошутил Алекс, стараясь справиться с острой болью.

– Обещаю никогда не называть тебя Шуриком, – прошептала я, целуя его.

Неожиданный яркий свет заставил меня слететь с кровати на пол, хорошенько шибанув Алекса локтем в помятые ребра. Тот охнул и закатил глаза, задыхаясь в приступе кашля. На пороге стоял Сэм, сильно смущенный.

– Ой, п-п-пардон! – Мальчишка, с открытым от удивления ртом, по-совиному таращил глаза. Ясное дело, меньше всего он ожидал застать нас в подобной ситуации. Вот скандалящими или дерущимися – сколько душе угодно.

– Чего надо? – Рявкнула я, быстро запахивая полы хозяйского купального халата.

– Я слышал стоны… – пролепетал инферн.

Тут он заткнулся и – о, чудо! – на его щеках проступили розовые стыдливые пятна. Он все время дергал ручку двери, пытаясь выйти, но кошачий испуганный взгляд так и останавливался на весьма глумливо ухмылявшимся Алексе, прикрытым лишь тонким одеялом с пододеяльником в мелкий цветочек.

– Сэм, дверь открывается в обратную сторону. Выметайся немедленно! – Я встала, поправляя на себе одежду. – Тебя учили стучаться?

– Стучаться? – Он, наконец, недоуменно посмотрел на меня.

– Пожалуй, я принесу обезболивающего и чего-нибудь охлаждающего. – Я сердито вылетела из комнаты. – Цирк!

Двухкомнатная квартирка Алины отличалась своими более чем скромными размерами и почти идеальной чистотой. Казалось, если расставишь руки в коридоре, то обязательно заденешь противоположные стены. Инферну я нашла на маленькой опрятной кухоньке с белыми оборчатыми занавесками и льняной скатертью на столе. Девушка заплела волосы в косу, открыв почти прозрачные торчащие ушки. Она колдовала над плитой, что-то старательно стряпая.

– Таблетки какие-нибудь есть? – хмуро спросила я.

– Есть пурген, – оживилась она. – Говорят, помогает от хамства.

– Давай, – буркнула я, – Алекс будет в восторге, когда он не сможет кашлять. И дышать тоже, – помолчав, добавила я.

От сковороды шел потрясающий аромат жареного мяса, и у меня подвело живот.

В кухню вошел Сэм, стыдливо пряча в глаза, он уселся на краешек табуретки.

– Маш… – Мальчишка, кажется, хотел извиниться.

– Не разговаривай со мной, Сэм! – рявкнула я, отворачиваясь к окну.

– У твоей подруги дурное настроение, – прокомментировала Алина, источая язвительность.