– А вот не верю я вам больше! Вы бы попользовались нами, как прикрытием, а потом бы сбежали со своими бриллиантами, да вот только не на тех напали!

Осиков заметался и сделал попытку вырваться. «О нет! Я так долго ждала, когда вы окажетесь в моих руках, Арсений Захарович, что так просто вам не сбежать!»

– Что вы делали на участке в ту ночь, когда украли колье?

– Я бриллианты искал: как узнал, что этот тип здесь, так и заволновался, ведь он бы нас мог опередить.

– Вы его видели там в ту ночь?

– Да, видел, – Осиков всхлипнул, – он постоянно там крутился, все ждал подходящего момента, чтобы залезть и забрать мои бриллианты.

– Это не ваши бриллианты, – гневно поправила я, – это наши бриллианты, вы разницу чувствуете?

– Конечно, конечно.

Осиков повис на моих руках в надежде, что такую тяжесть я не потяну и он сбежит.

– А зачем вы притащились потом во второй раз, ведь вы же знали, что я живу в этом домике и у меня полно шансов найти бриллианты?

– Так ты же их все равно не нашла, я хотел помочь.

Мысль, которая мелькнула у меня в голове, мне не понравилась.

– Может быть, вы хотели убить меня? Подкрались бы тихонечко, тюкнули по голове, нашли бы потом бриллианты – и вперед, до Москвы?

– Ты что, ты что, я не могу убить человека, я не такой!

Ах, как трогательно – он не такой.

– Вы вышли от меня, увидели своего недруга и подрались с ним, так?

– Нет, нет, – замотал головой Осиков.

– Уж не знаю, как вам удалось с ним справиться. Возможно, он споткнулся или еще что-нибудь в этом роде... И вы убили его.

– Зачем, зачем мне его убивать?

– Чтобы не делиться.

– Так мы бы и так смогли убежать, забрав все, – с надеждой в голосе сказал Осиков.

– И еще, потому что вы знали, что Служаков украл колье «Живая слеза», и вам захотелось еще и этот приз: вы убили его и забрали колье!

– Не-е-ет!!! – заорал Осиков.

– Да! Если я найду хоть какие-нибудь доказательства вашей причастности к этим преступлениям или вы еще раз выкинете какой-нибудь фортель, то обещаю: я тут же пойду к следователю и все ему выложу. Отсидите еще раз, а когда окажетесь на свободе – лет через пятьдесят, я вам отдам часть ваших богатств!

– Я не убивал, и не надо мне угрожать, – Осиков воспользовался тем, что я уже устала его держать, и вырвался.

– Я вас предупредила.

– А я дам показания, что в ту ночь, когда убили Служакова, тебя самой не было в домике, я сидел там и ждал тебя. Где ты была? – Осиков перешел на визг. – Ты сама могла убить его!

– Что?!

Острое желание прихлопнуть Осикова, как таракана, приятной волной растеклось по телу.

– Я все расскажу, – потрясая в воздухе толстым пальчиком и подпрыгивая на месте, сказал Осиков.

Он побежал. Это, видно, уже вошло у него в привычку. Хорошо, что в критической ситуации он убегает, а не как страус сует голову в песок, не хотелось бы мне потом выковыривать его из земли.

– Скажете дома, что вам стало плохо, а я пошла искать девчонок одна! – крикнула я ему вслед.

Не знаю, слышал Арсений Захарович меня или нет, уж больно быстро он бегает. Мысли запульсировали с завидной частотой: «Хитрый лис! Не верю я ему: раз обманул нас в самом начале, то, значит, можно от него ждать всего, чего угодно. Осиков своего не упустит, это он только кажется мыльным пузырем. Девчонок я искать не буду, сами придут. Есть у меня еще дело...»

Теперь мой путь лежал в деревню.

Дед Остап старыми грабельками собирал мусор вдоль забора – три серых дырявых пакета с листьями украшали дорожку к дому.

– Здравствуйте, – нарушила я тишину.

Он обернулся, и на морщинистом лице заиграла улыбка.

– Ждал тебя, – сказал вместо приветствия дед Остап.

Я не удивилась: такой уж он человек, что все знает.

– Кот не нашелся?

– Нет, но я не теряю надежды.

– Найдется.

– Сейчас чай поставлю. Замерзла, небось, вон ветер какой злющий поднялся, давно такого не было. Такой ветер не только листву уносит, но и человеческие души с земли сметает.

– Спасибо, – поежилась я.

Чай был с мятой. На тарелке появился кусок черного хлеба, густо намазанный топленым сливочным маслом, такие желтые твердые крупинки... Мне стало стыдно, что я пришла с пустыми руками. Очень стыдно.

– Ты ешь, а то худая, точно жердь.

Укусив роскошный бутерброд, я от непередаваемого удовольствия на мгновение прикрыла глаза.

– Спрашивал про тебя тут один, да ты, наверное, и сама знаешь, из-за этого и пришла.

Я кивнула.

– Сказал, что убили пришлого-то.

– Убили, – коротко подтвердила я.

– Злое дело, нехорошее. К тебе-то чего этот служака цепляется?

– Да он всех проверяет, работа у него такая. Вы ему про меня что говорили?

– Про кота он спрашивал, так я все подтвердил – за котом-то бегать – дело неподсудное, об остальном умолчал, захочешь, сама ему расскажешь.

– Спасибо вам, очень вы меня выручили. И объяснить-то вам я ничего не смогу, просто спасибо.

– А мне объяснять и не надо, ты человек правильный, а такие греха не делают, – дед Остап налил себе вторую кружку чая, – аккуратнее будь.

– Обещаю, – улыбнулась я.

До чего же было мне приятно и спокойно! Оглядевшись, я увидела гроздья рябины, разложенные на подоконнике, связку грибов на ржавом гвозде, дрова, сваленные в кучу, старенькие рукавицы... Хорошо-то как.

– Пожила бы у меня, вся боль бы и слетела, – прочитал мои мысли дед Остап.

– Я бы с радостью, да только не получится. А вы почему перестали приходить за едой, вроде вы говорили, что Екатерина Петровна вам продукты давала? Я бы вас встретила...

– Так шумно у вас теперь, народу понаехало, к чему мешаться. Да и беды навалились – меня и не подпустят.

– Только пусть попробуют не пустить, – нахмурилась я, – вы скажите, что ко мне, а уж я с ними разберусь.

– Вояка ты, – усмехнулся дед Остап и облизал ложку, перепачканную крупинками масла.

– Есть немного, – сказала я и протянула руку ко второму бутерброду, – вот, думаю сходить в дом, где убитый проживал, может, что интересное найду.

– Не найдешь, был я там, сразу после следователя. Пустой дом, даже мыслей от того человека не осталось, видно, слишком мало их было у него.

К реке я шла бодрая и веселая – бояться нечего, Максим ничего не знает.