Естественно, Марджи, как и я, догадалась, кто умыкнул голубое покрывало, сразу, как только услышала о происшествии.

ДДС – 8.

15 декабря

Бедные мои пальчики. Весь день вчера писала от руки приглашения. В список гостей вошли практически все, кого мне случалось упоминать в этом бесконечном письме к тебе. Если они явятся в полном составе, то в палатку не поместятся. Слава богу, этого не произойдет – но зачем тогда мне столько кругляшей с солнечными лучами?

Приглашение звучит так:

От предложенного Перри тогда, на крыше, названия «Солнцестар» я решила отказаться. Кто я такая, чтобы переименовывать природные явления?

ДДС – 6.

17 декабря

Большую часть последних двух дней я посвятила доставке приглашений. Эльвина с Пусей помогали. И папа тоже – на своем молоковозе.

Когда на кладбище я вручала приглашение Чарли, он прочитал его, вернул мне и сказал: «Мне надо быть здесь». Я засунула бумажку ему в карман. Нагнулась, не слезая с велосипеда, и поцеловала старика в щеку. Потом снова нырнула к нему в карман, достала слуховой аппарат, приладила его и шепнула Чарли в самое ухо:

– В тот день она будет ждать вас не здесь. А там.

Когда я отвезла последние приглашения, почти стемнело. Но я все же свернула к утесу с видом на старый сталелитейный завод, откуда, согласно легенде, прыгнула навстречу гибели ленапская дева. Шепотом попросив прощения у Перри за нарушение собственной заповеди «не сорить», оставила ей приглашение прямо на земле и покатила домой.

ДДС – 4.

18 декабря

Весь день старалась держаться подальше от людей. Чем ближе заветная дата, тем сильнее мне хочется побыть одной, сосредоточиться. Я сочинила песню под аккомпанемент укулеле. Точнее, решила просто время от времени перебирать струны – никакого бренчания. Еще я готовлю танец. Сделала венок из ягод паслена – первый луч солнца должен упасть прямо внутрь него. Набросала слова для выступления.

А все-таки чувствую: чего-то не хватает. Что-то я упускаю.

Единственный человек, от визита к которому я сейчас удерживаюсь с трудом, – это Бетти Лу. Просто умираю, как хочу узнать, пойдет ли она на праздник солнцестояния, покинет ли свое жилище в первый раз за девять лет? Но не хочу давить. Если появится – то пусть уж только по доброй воле.

Стараюсь не думать о том, что сегодня снег пошел в Чикаго.

ДДС – 3.

19 декабря

Боюсь, что может не прийти никто. Ну как никто? В Эльвине с Пусей я уверена. И в своих родителях. И в Марджи. И в Корице. А вот во всех остальных – не особенно.

Репетировала песню.

И танец.

И речь.

Снег уже в Питсбурге.

ДДС – 2.

20 декабря

Если не считать установки палатки, я рассчитывала посвятить день по большей части уединению и созерцанию, необходимым для спокойной подготовки духа к великому событию.

Однако вышло иначе.

Поскольку наступил очередной четверг, мама, как обычно, перед рассветом поплелась по лестнице вниз, на сей раз бормоча: «Ну, вот и последний раз…» Действительно: в последний раз уселась она в кресло-качалку наблюдать, как я удаляюсь по коридору из фонарей у домов к Календарному холму.

Этой безлунной пасмурной ночью поле освещал только мой фонарик. В последний раз я протянула веревку от колышка для крокета и вкопала последнюю метку. Печальный сумеречный свет пробился сквозь тучи, но солнце, конечно, не показалось. Подумать только, его лучи преодолели путь в 150 миллионов километров только для того, чтобы перед самым финишем наткнуться на непреодолимую завесу облаков над каким-то холмом на планете Земля. Таким образом, моя итоговая – и главная – вешка установлена приблизительно, не идеально. Мне оставалось только пристально всмотреться в длинную дугу других таких же, вбитых с июля по декабрь, и как можно точнее установить конечную.

Ненавижу прибегать к догадкам. Если мой расчет окажется неверен, все пойдет прахом… У нас получилось что-то вроде камеры-обскуры для непрямого наблюдения затмений. Свет восходящего солнца – ну пожалуйста, пожалуйста, пусть его будет завтра видно! – упадет на переднюю сторону палатки из «Черной кости», ворвется в нее через маленькое круглое отверстие и рассеется по ней золотыми «зайчиками». А основной луч падет – вот он, миг солнцестояния! – на заднюю внутреннюю (также черную) сторону нашего сооружения, причем надо надеяться, что как раз в центр пасленового венка. Но! Если выравнивание по линии отверстие – палатка – задний «фон» рассчитано неправильно, то луч промахнется и улетит в дальние дали за шоссе № 113, а мы внутри останемся созерцать глухую черную материю.

Я, как обычно, села на землю, закрыла глаза, но вопрос погоды и расположения меток никак не шел у меня из головы. Голова была пуста, словно ее пропылесосили. А когда в конце концов я сдалась и открыла глаза, на мои повернутые к небу ладони падали первые снежинки. Я торопливо обернулась на запад, чтобы послать тебе свое еженедельное мысленное сообщение, свой вопрос, но была так расстроена, что, боюсь, оно оказалось нечетким.

Вот тебе и созерцание.

Папа сегодня развез молоко пораньше, и к середине дня я вернулась на холм, чтобы помочь ему ставить палатку. Снег уже напа́дал нам по щиколотку. Обугленное пепелище дома ван Бюренов на краю поля белело на глазах.

Мы притоптали снег в нужном месте и выдолбили четыре ямки для шестов. Отец воспользовался для этой цели тяжелым молотком и стамеской. Потом мы выкопали колышек для крокета и в точности на той линии, где он стоял, развернули заднюю сторону палатки.

Состояла она из пяти полотнищ «Черной кости» – четырех «стен» и «крыши». Все – тяжелые и абсолютно светонепроницаемые. По краям мама свернула ткань вдвое, чтобы не порвалась, и укрепила отверстия для шестов и веревок латунными кольцами. Даже не знаю, как ее швейное оборудование справилось с этим.

Что касается меня, то мне самостоятельно и бутерброд трудно соорудить, не то что палатку, поэтому роль угрюмого чернорабочего, молча исполняющего указания отца, пришлась мне по душе. К тому же работа отвлекала меня от мыслей о снеге, падавшем все гуще, все беспросветнее, и не давала зарыдать от обиды.

– Это временно, – все приговаривал папа. – К завтрашнему дню прояснится.

Но мне не верилось.

Я тщательно выбрала место на передней, обращенной к востоку стороне палатки – как раз над сегодняшней вешкой. Затем, обведя картонку, вырезанную заблаговременно дома, желтым фломастером нарисовала на «Черной кости» круг. Маленький такой кружок, диаметром с мяч для гольфа, не более. Папа вырезал отверстие и обернул края каким-то полиэтиленом, чтобы они не обтрепались. Чем они ровнее, тем четче будет солнечный луч…