Сергей Моисеевич чуть пригнулся, готовясь к броску, но вовремя вспомнил — выпрямился:

— Делаем вид, что гуляем!

Не торопясь, втроём двинулись к нужному корпусу. Надо было только обойти угол дома, и они могли увидеть подъезд, где проживал объект. Прошли под балконами и направились через кусты. Вышли на детскую площадку перед домом.

На скамейке сидела сотрудница, качала пустую коляску. Скосила взгляд на начальника, но виду не подала. Приподнялась, стала поправлять несуществующего ребёнка. Развернулась, чтобы удобней наблюдать.

В десяти метрах от песочницы шёл парень в чёрном. В левой руке держал барсетку, на пальце правой крутил ключи от машины, оглядывался по сторонам. Навстречу ему по тротуару двигалась пожилая пара. Антон присмотрелся — вроде не грим. Михаил присел на край песочницы, что-то бубнил своим. Шапкин взял Антона под руку, начал искусственно улыбаться. Повёл вперёд, сквозь зубы цедил:

— Видишь, парень у соседнего подъезда, второй у помойки с мусорным баком чего-то ждут…

Объект обернулся, ничего подозрительного не заметил. Пара прошла мимо, и тут же раздался хлопок откуда-то сверху. Точно кто-то шлёпнул в ладони, а затем ещё раз. Парень в чёрной одежде вскинул вверх руки. Ключи полетели в сторону, и он начал падать назад. Пожилая пара обернулась, женщина вскрикнула.

— Где? Где? — Шапкин присел, сунул руку за пазуху, стал оглядываться.

— Это сверху, где-то впереди — крикнул Антон.

Увидел, как чёрный ствол мелькнул в чердачном окне, блеснуло стекло, — пошли быстрее!

Видя, как начальник устремился к зданию, сотрудники подбежали к распластанному парню.

Шапкин забыл о рации, обернулся, крикнул:

— Двое вызывают «скорую» и криминалистов с собакой, остальным окружить дом. Никого не выпускать!

Вместе с Антоном вбежали в подъезд. Лифт не работал — где-то наверху гремел дверьми. Быстро на девятый этаж. Когда добрались, увидели, что мусорное ведро не даёт закрываться створкам. Лаз на чердак без замка. Антон вскочил на лестницу, но дверцу не поднять — прижата сверху.

— Всем распределиться по парадным, не дать выйти, — командовал Шапкин по рации, но уже как-то не очень уверенно, — кто останется — контролируйте крышу!

Дом был длинный, несколько раз изгибался.

Шапкин втолкнул ногой ведро в лифт, зашел сам и затянул Антона. Пока спускались — перевёл дух, успел закурить:

— Не нравится мне всё это. Как юнцы бегаем. Надо что-то придумать, так работать нельзя.

Рядом с сотрудниками, охранявшими убитого, стоял Михаил.

— Ну как он? — спросил Антон.

— Как обычно, — ответил тот, — специалист работал: один в голову, один в сердце.

Повернулся к Шапкину, начал канючить:

— Сергей Моисеевич, только нас здесь не было! Начальство по головке не погладит, если узнает, что из-под меня объект шлёпнули и никого не задержали. Напишем, что мои сотрудники довели до дому и снялись — передали вам.

Шапкин зло посмотрел на него, затянулся папиросой, вынул её изо рта:

— Ладно, не боись! Пиши, не скажу.

Михаил заулыбался:

— С меня магарыч!

Шапкин плюнул себе на ладонь и ткнул в слюну папиросой. Та зашипела:

— Какой там магарыч! Работать надо учиться, пехота…

Вскоре приехал местный уголовный розыск, позже криминалисты с собакой. Следы преступника затерялись на остановке. Прокуратуру ждали долго.

Глава 8. Кругом неприятности

Пришёл результат исследования пистолета, из которого убили Петрова. Жертвами оказались ещё три человека: в Питере, Москве и Екатеринбурге. Надо было запрашивать дела, выяснять обстоятельства.

Только через несколько дней Антон смог выбрать время, чтобы встретиться — позвонил Алле.

В квартиру заходить не хотел. Алла не настаивала. Договорились встретиться у её дома в кафе. Заказали чай.

— Ты меня прости, что всё так получилось, оправдывалась она, — не могла тебя найти. Теперь — нашла. Помнишь, как у Асадова: «Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно…». Ты не подумай — мне ничего не надо! Так хотелось просто тебя увидеть… Никто из твоих друзей в отделении милиции не сказал. Вот и пришлось писать начальнику ГУВД. Ты теперь большой руководитель да?

— Нет, просто перешёл в другой отдел. Обычный сотрудник главка. Областные убийства. Командировки частые. А ты как? Рассказывай, как мама? Подружились?

— Да, конечно. Она у меня золотая… была.… На днях похоронила. А за год до этого её муж погиб в аварии. Тяжело ей было, родненькой. Вот и ушла следом. Детей брат отчима забрал, а я дом продала соседям, по доверенности — всё равно сгниёт — вот приехала сюда. Пока у Нины. Работаю у неё в будущей гостинице, слежу за порядком. Пообживусь — может, комнату купим… куплю, поможешь? — вздрогнула, тут же исправилась: Я имею в виду подстраховать, чтобы не кинули. Времена такие.

— Конечно, конечно…

Антон чувствовал, что говорить им не о чем. И даже вредно, потому, что каждая произнесённая сейчас фраза, каждое движение и взгляд пытаются соединиться с тем далёким кусочком счастья, который он подсознательно продолжал носить в себе. Что казался солнышком, ушедшим за горизонт, но ярко мерцающим в его памяти. Где звучали стихи Асадова, и маленькая агентесса уходила на задание. Оглядывалась: «ты меня ещё любишь, думаешь обо мне?..» Всё это оказалось совсем рядом, точно скрытый под тонким льдом живой ручеёк. И вот теперь лёд трещал, угрожая окунуть Антона в ледяную купель того, что произошло потом.

Всё существо Заботкина противилось общению, и это случайно произнесённое множественное число «купим»… Неужели она надеется его вернуть? Вопросы звучали формально. Ответы тоже. Милое глупое счастье не вернулось, а женщина, напротив, с каждой секундой становилась всё более чужой, незнакомой. Только глаза изредка вспыхивали из тёмной глубины, как раньше, взгляд проникал в самую душу. Но уже не бередил, не тревожил, слегка грел. Всё прошло. Антон пил чай и чувствовал, что тот остыл.