– Разрешите? – первым решил доложить молодой блондин с короткой стрижкой и, получив утвердительный кивок, раздраженно хлопнул кулаком по открытой ладони левой руки: – За две недели я не только улицу, я весь район обошел. Опросил всех пионеров и пенсионеров – и всё без результата. Вообще пусто. Он или левый адрес указал, номер дома был коряво написан: то ли три, то ли восемь, то ли девять или это вообще чушь. Одним словом, по адресу ничего, а про указанных в сообщении лиц кавказской национальности, так этих там полным полно – рядом же рынок, ну цветочники там, овощи – фрукты и прочие торговцы – сплошь или грузины, или азербайджанцы. Короче, если они даже и существуют, то очень их удачно замаскировали. Проще иголку в стоге сена отыскать. Я на рынке понюхал, но продавцов меха там точно нет. Моя линия бесперспективна. У меня всё. – Пётр с сожалением посмотрел в глаза командиру. Прудников давно знал его и его способность замечать мельчайшие детали, не видимые обычному взгляду, так же как и умение аналитически мыслить в критических ситуациях. Обманчивая внешность субтильного юноши не раз выручала команду, хотя в действительности он был всего на два года моложе его самого. Если не нашел, значит действительно не было, что искать, хотя мысль про маскировку и стог сена прочно засела в голове. Прудников молча кивнул в сторону братьев «Раз – Два», как их в шутку называли среди своих. Братья никогда не обижались, поскольку отличались исключительной стрессоустойчивостью. Лучшего силового прикрытия и желать было трудно, к тому же обладали искусством перевоплощения и тем самым честно отрабатывали свой хлеб.

– Объект стабилен, – за братьев ответил Семен, старший из них, – ровно в семь подъем, полчаса на пробежку, темп выше среднего, следующие сорок пять минут всегда дома, очевидно, душ, завтрак и десять минут пешком до службы. Обедает в управлении, в шесть всегда дома. Встречи вне управления бывают, но исключительно по службе. Не пьет, близких друзей не выявлено, ходит за продуктами в магазин, на рынок, семьянин, одним словом. Каждую пятницу выезжает на рыбалку, возвращается в субботу к обеду. По крайней мере, так было последние три недели. Из всех заслуживающих внимание контактов – объект «Католик», но по нему я неделю назад докладывал. Во всем остальном ничего необычного, одним словом. У меня всё.

«И тут рынок… хотя, действительно, ничего необычного…», но вслух Прудников спросил:

– Что там за рыбалка, где и с кем?

– Севернее города, километров десять, деревушка Яркино, там у него небольшой домик, рядом пруд. Я его вечером до пруда довел, плотно на нем не висел. Вокруг всё на просвет, довел, оставил и ждал в авто. Он переночевал и на следующий день где– то в районе обеда вернулся на своей пятерке в Лисецк. Номер машины я уже сообщил. Рыбачил в одиночестве. По крайней мере, к водоему больше никто не подъезжал.

«Ну что, здесь тоже пусто» – Прудников понимал, что несмотря ни на что, отрицательный результат – тоже результат. Тем более, что Лебедев ждал именно такого ответа. Осталось услышать Лешего. Алексей, его старый друг, всегда был неэмоционален, а оттого и беспристрастен. Он никогда не требовал к себе послаблений, как к товарищу, точно и в срок выполняя все распоряжения и приказы:

– Я отработал все близлежащие зверосовхозы, на самом деле их всего два. Один специализируется на бобрах, второй на норках. Пообщался с работягами. Ну так, шкурку, две, три прикупить возможно, вынесут, но в массовом масштабе вряд ли. Поговорил с директором, правда, безрезультатно. У него глазки, конечно, бегали, но я думаю, что с такой работой у любого забегают. План выполняют, а большего им и не надо. Заехал к смежникам в ОБХСС, там тоже мимо. Есть пара левых скорняков, но они при деле, работают потихоньку. Выброса на рынке меховых изделий не замечено, крупных скупок сырья тоже. Извини, порадовать нечем.

– Подожди, ты сказал про два зверосовхоза и про одного директора…

– Да, именно так. Я посетил норковый зверосовхоз, как наиболее интересный, а бобровый… ну, если надо посещу, только смысла мало, тем более что и у местных оперов информации ноль.

– Я понял, да, логично вроде. Так, «Католика» кто подсветит?

– Я, – приподнял правую руку младший из братьев, который отвечал за «Два» в прозвище родственников, – «Католик» родом из Тура, родители мелкие буржуа. Отец работает в редакции газеты, мать – книготорговец. Это в открытом доступе в деканате есть. Неженат, здесь полгода. Общителен. В аморалке не замечен, политикой не увлекается. У нашего объекта был дважды дома. Один раз пришел вместе с его дочкой, так что здесь, возможно, личное. Круг знакомых, в основном, преподаватели. Да, чуть не забыл, «Католик» занимается розыском своего деда, репрессированного в Лисецке и пропавшего без вести в тридцатые годы. Ну так, без особой прыти. Архивы, библиотеки и прочие пылесборники. Основную часть времени проводит или на работе или дома, на съемной квартире. Пообщался с соседями, ночных посетителей не бывает. В быту скромен и незаметен.

Прудников шумно выдохнул. Сейчас наступил очередной момент принятия решения, своеобразная точка невозврата, как у лётчиков. Всё указывало на сворачивание деятельности, тем более и недвусмысленное ожидание генерала подталкивало в спину, но что-то не давало покоя:

– Объясните мне, старому коню, как такое возможно, – капитан старался говорить ровно, но эмоции все же просачивались через железные порядки слов и фраз, – все фигуранты скромные, незаметные, честные физкультурники и прекрасные семьянины. В городе никто не ворует и коммунизм почти построен, но всё же есть у меня три конкретных вопроса. Откуда тогда анонимка в этом благоденствии? Откуда взялось наружное наблюдение за неженатой, скромной библиотечной крысой? И кто мне объяснит, кто такой «Игрок»? Про него вы что-то сразу забыли, а он, между прочим, вероятный ключ от всех вопросов.

В Ленинской комнате повисла томительная тишина. Сотрудники смотрели кто под ноги, кто рассматривал ногти на руках. Для всех это были явно не простые вопросы.

– Разрешите? – это был голос блондина. – Я могу высказать предположение, но это всего лишь догадки. В моем понимании, анонимку мог написать кто угодно, больной или по бытовым соображениям, может, объект пнул чью-то собаку, возможно, написали из чувства мести – может, тот посадил кого-то из родственников. Что касается наружки за «Католиком», тут сложнее, но тоже вполне объяснимо. Вероятнее всего, он ткнулся туда, куда не следует, иностранцы же любят побродить по городу, и как результат – нарвался на проверку, а мы, собственно, являемся свидетелями всего этого. С «Игроком», правда, не понятно. Точнее, совсем не понятно.

– Если я правильно тебя понял, Петя, ты абсолютно уверен, что всё это не стоит и выеденного яйца, так? И что нам надо паковать чемоданы, правильно?

Блондинчик слегка стушевался:

– Товарищ капитан, вы меня неправильно поняли. Я абсолютно в этом не уверен, просто предположил и всё.

– Так, резюмируем, – Прудников жестко резал слова, как нож масло, – возможно, что всё обстоит так, как вы предполагаете. Заявитель болен, объект чист, «Католик» – лопух. Но есть так же вероятность того, что мы банально не доработали и нам всем удобнее принять именно такую гипотезу «всё хорошо, прекрасная маркиза…». Поэтому приказываю с завтрашнего дня все усилия бросить на «Католика», поймем, в чем тут загвоздка – поймем всю проблему целиком. Он единственная наша зацепка. И самое главное, если в поле зрения появится «Игрок» – вся бригада переключается на него, а «Католика» Сеня доведёт. Лёша, «Игрок» на тебе, ты единственный, кто его хоть как-то видел. Я завтра на маршруте вместе с вами. Всё, расходимся, подъём завтра в шесть ноль ноль.