Йолинь ничего не ответила на этот вопрос. Лишь легкая улыбка коснулась ее губ, говоря куда красноречивее любых слов. Она никогда не скажет с уверенностью, что знает и о чем догадывается Дэй. Но кое в чем она была уверена: такие существа, как ее подруга, желая добра человеку, могут с легкостью допустить его страдания, без которых будет невозможен результат.

Йолинь на миг прикрыла глаза, вспоминая разговор, который состоялся с Дэй, казалось, в прошлой жизни. Тогда ей казалось, что она умирает. Что не сегодня, так завтра наступит последний рассвет в ее жизни. Все тело Йолинь болело, а слабость была такой, что она с трудом могла заставить себя сесть.

– Какой смысл… – тихо прошептала Йолинь. – В этом мире есть только боль и страдания для одних, и счастье и любовь для других. Равновесие – миф. Каждый получает что-то одно… – тяжело прошептала она. Как ни старалась принцесса, она не могла вспомнить ни единого дня в своей жизни, когда она была бы безусловно, безоговорочно счастлива. А если и было такое, то осталось где-то в глубоком детстве. Жизнь виделась ей серым однообразным туннелем, где лишь в самом конце брезжил скромный лучик света, олицетворяя собой надежду на светлое будущее, которое когда-нибудь должно было бы наступить.

– М-м… – задумчиво нахмурилась Дэй, доставая из кармана матерчатый мешочек, наполненный, казалось, маленькими камешками. – Какой хочешь? – протянула она ей открытый мешочек.

– Зачем это мне?

– Кто знает, – хмыкнула девушка, призывно встряхнув мешочек. – Будешь брать, или как? – вопросительно посмотрев на девушку, поинтересовалась она.

Йолинь тяжело вздохнула и, явно пересиливая себя, опустила руку в мешок.

– Бери побольше, – покивала Дэй.

Йолинь зажала горсточку камешков и вытащила руку из мешочка.

После этого и сама Дэй сунула руку в мешок, достала оттуда красный камешек и, не скрывая блаженства в прищурившихся глазах, сунула его в рот.

– А ты чего? Ешь.

Нахмурившись, Йолинь все же разжала кулачок и сунула в рот первый попавшийся «камешек», даже толком не рассматривая его. Увидев, с каким удовольствием хрустит Дэй, принцесса и сама решила надкусить предложенное лакомство и едва не взвыла от боли, когда со всей силы попыталась надкусить самый настоящий камень. Раздраженно выплюнув «лакомство», принцесса швырнула на прикроватную тумбочку и все остальное, что было вытащено ею.

– По-твоему, это смешно? – зло прищурилась она, сверля взглядом вовсю веселящуюся Дайли.

– Еще как, – широко улыбнулась Дэй. – Ты сама выбрала камень, даже не попытавшись заглянуть в мешок. Сама сунула его в рот. Сама чуть не сломала зубы. Сама же решила, что все, что предложила я тебе, несъедобные камни, и сама же выкинула вкуснейшие конфеты под кровать… А учитывая то, что я тебя угощать больше не собираюсь, а ты не можешь встать и достать хоть одну из них сама, то все, что у тебя осталось, это разочарование, недоверие и пустой карман, – широко улыбнулась Дэй, доставая из мешочка очередной желтый кругляш и с удовольствием начиная хрустеть, как оказалось, конфетами.

Вспоминая, как ей тогда казалось, злую шутку, она думала о своем настоящем. На этот раз она сама заглянет в предложенный ей мешочек и будет выбирать столько, сколько потребуется для того, чтобы в ее кулачке оказалась самая вкусная конфета.

– Ты… – несмело начала она, делая глубокий вдох для того, чтобы сказать самые странные слова в своей жизни. Слова, которые, казалось, просто отсутствовали в ее лексиконе, – поможешь мне? – прямо посмотрела она на Рика, желая увидеть его реакцию на ее вопрос.

Ответом ей стала легкая улыбка и протянутая рука…

* * *

– Поможешь мне, поможешь мне, поможешь мне… – зло шипела по-аирски она себе под нос, в очередной раз пытаясь оторвать тело от земли. И все, что у нее выходило, это резко выдыхать в сухую землю так, что вся пыль влетала ей в рот и нос. Отчего-то казалось, что если задержать дыхание и напрячь все тело, то именно тогда у нее все непременно получится. Не получалось.

– Ты отжалась всего четыре раза, – спокойный участливый мужской голос казался сейчас самым ненавистным в мире. – Я, конечно, понимаю, что ты девушка, но… разве ты не должна быть хоть немного сильнее ребенка?

– Я, – в очередной раз сделав попытку оторваться от земли, прохрипела она, – давно не тренировалась.

«Ага, конечно, последний раз это было лет так „никогда“», – про себя фыркнула девушка. Нет, конечно, были в ее жизни физические нагрузки. Например, танцы или обучение этикету, когда необходимо было часами напролет держать спину ровно. Но, похоже, все эти тренировки тренировали что-то другое в ее теле…

– Неужели, – сильно прогнувшись в спине и наконец выпрямив руки, – без этого никак? – спросила она.

– К сожалению, – согласно кивнул он. – Если твое тело будет оставаться слабым, то энергия начнет вредить оболочке. И поскольку сейчас все развивается очень быстро, то и твоему телу следует наверстывать упущенное. Не должно быть дисбаланса.

– Я понимаю, – все же села она, будто послушный пая перед своим учителем. – Но вряд ли из меня выйдет толк в этом вопросе…

– Это еще почему? Я не собираюсь делать из тебя воина, но твое тело необходимо развивать. Это основа. Далее ты будешь учиться видеть свой источник, понимать его, прислушиваться к нему, осознавая собственные способности. Мы будем тренироваться каждый день. Столько, сколько будет возможно! Если рядом не будет меня, то ты должна делать это сама. Не потому, что я так сказал, а потому, что ты должна понимать, что это залог твоего выживания. Твой потенциал высок, а стало быть, и стандарты будут высоки. Продолжай… и давай делать это вместе, – опустившись рядом с ней на колени, он принял упор лежа и легко отжался.

Она смотрела на точеный профиль этого сильного мужчины, и мысли ее против воли утекали куда-то несоизмеримо дальше, чем тренировки. Странное дело, ведь еще несколько дней назад, несмотря на то что рядом с ней всегда были Веня и ее Искра, она продолжала чувствовать эту сосущую внутри дыру. Будто бы вся радость жизни утекала в эту бездну одиночества и пустоты. И сейчас, даже несмотря на то что ей очень тяжело осваивать непривычную для ее тела науку, она чувствует, что обрела нечто, что сделало ее вдруг цельной. Она дышит, и при этом нет этой выматывающей боли в груди. Она смотрит на мир, и ей не кажется, что какая-то половина ее естества закопана под толщей земли. Ей нет необходимости уходить куда-то прочь ото всех в часы заката, чтобы почувствовать давно забытое ощущение счастья, цельности,