За минуты тишины и спокойствия я успела опять пасть духом, а Като — с горестными воплями зажечь свечи и свериться с книгой, которая пока уцелела.

— Вот знаешь, Мира, иногда даже неприятности происходят очень уместно, — заявила она, ползая на четвереньках возле пентаграммы. — Я заметила небольшую неточность.

Като зашла внутрь пентаграммы и начала соединять свечи между собой причудливым узором поверх уже существующих линий. Шушелю это не понравилось. Он шипел, визжал, рушил свечи, но я заметила, что пакостничал он только там, где Като еще не успела нарисовать защитную линию.

— Выкуси, гаденыш! — прошипела она, замкнув круг. Шушель распушился, ощерился и исчез в облаке дыма, оставив после себя традиционную смердящую кучу, видимо, в знак отношения к Като. Я же поняла, что теперь меня не спасет никто.

— А сейчас, Мира, мы приступим. — Сумасшедшая довольно улыбнулась и начала медленно, нараспев читать заклинание, похоже, ей удалось выучить слова. Нож в ее руках засветился, с каждым словом сияя все ярче и ярче.

— А ну-ка, корова рыжая, брысь прочь, пока я рога тебе не обломал!

Знакомый голос я услышала и узнала сразу же. Сердце затрепетало, и в душе снова загорелась надежда. Он все же пришел! Таким взбешенным я ректора не видела даже тогда, когда Васик сожрал министерскую грамоту.

Като не ожидала увидеть гостей, поэтому вздрогнула, сбилась и прыжком развернулась в сторону Ариона фон Расса, который, не пытаясь продолжить диалог, со всего размаху швырнул в мою обидчицу огромным огненным шаром. Я даже не успела испугаться, потому что сверкающий сгусток врезался в защитный круг и разлетелся по помещению снопом искр. Като заверещала, прикрыв голову руками, но быстро пришла в себя, поняв, что через защитный контур до нее не добраться.

Она попыталась возобновить чтение заклинания, но это было непросто сделать, когда вокруг бегает ректор с выпученными глазами, орет непотребности и швыряется фаерболами, от которых нет ущерба, зато много дыма и отвлекающий грохот.

— Да прекратите! Неужели вы не видите, что мешаете? — завопила она и опасно замахнулась на меня ножом, я сжалась от ужаса, а ректор послушно отскочил. Он был напуган, хоть и пытался не подать виду, но я, видимо, слишком хорошо его изучила и заметила то, что укрылось от Като.

— Так-то лучше! — Като выдохнула, поправила волосы и повернулась лицом к Ариону фон Рассу. — Теперь уходите, — тихо, но уверенно произнесла она. — Вы только мешаете и раздражаете. Ник чему. Вы ее уже не спасете, сами же знаете, этот защитный контур не пробить. Зачем пытаться?

— А это мы еще посмотрим, — упрямо заявил ректор и подошел так близко, насколько позволял контур. — Не смей ее трогать, иначе будет хуже. Я найду тебя, рыжая лахудра, и сделаю твою жизнь очень долгой и невыносимой! Поверь, это я умею. Что бы ты ни задумала, насладиться этим не сможешь.

— Вы не спасете ее! — Като воинственно поджала губы и выдвинула подбородок, демонстрируя решимость.

Но с ректором спорить было бесполезно. Он, даже находясь в ситуации, которую не мог изменить, умудрялся качать права и ставить условия. Като такое поведение обескураживало, и голос ее звучал уже не так уверенно, как раньше.

— Если с ее головы упадет хоть один волос, я тебя убью, воскрешу и снова убью. И так — до бесконечности… — шипел Арион, сопровождая каждое слово мощным ударом кулака по подрагивающему контуру.

— Вы не сможете! — язвительно ответила Като, но я заметила, что ее руки дрожат, и воспрянула духом. — Если вы не заметили, то подскажу — у вас не получается зайти за защитный контур.

— Может быть, ты не в курсе, но жизнь внутри контура уныла и быстро закончится! — парировал ректор. — Ты захочешь жрать и пи-пи и выйдешь, а я, если надо, буду сидеть тут неделю и ждать, когда у тебя, сумасшедшая истеричка, сдадут нервы! Так что лучше выходи и отпусти Миру по-хорошему, тогда, так и быть, я тебе подыщу доброго дядю-врача.

— Не могу! — Като скривилась и потерла руками виски. — Если я ее не убью, то никогда не стану счастливой и не добьюсь успеха. Как вы не понимаете?

— Нет, это ты не понимаешь, — вкрадчиво произнес ректор, чувствуя, что оппонентка начинает сдавать позиции. — Если ты тронешь Миру, то точно будешь несчастна. И я тебе это могу сказать, даже обладая очень и очень слабыми способностями провидца. Понятно?

Ректор снова со всего размаха шибанул кулаком по защитному контуру. От силы удара даже пошла волна. Като зашипела, отстранилась и начала снова торопливо бубнить заклинание, слова которого, впрочем, быстро застряли у нее в горле, так как на помощь Ариону фон Рассу из коридора медленно выплыл лич. Причем сейчас он выглядел действительно устрашающе (я бы сама с удовольствием заорала, но, во-первых, почти лишилась сил, а во-вторых, орать с кляпом неудобно). На иссохшем лице горели алые глаза, рот скривился в кровожадном оскале, а белые патлы волос, подобно змеям, развевались за спиной. На плече у него гордо восседал распушившийся шушель, который что-то нашептывал личу на ухо. Жаловался, не иначе как. Лич вскинул руки — пальцы засветились зеленым, подплыл ближе и кинулся на защитный контур с леденящим душу воплем. Выражение лица у него при этом было настолько кошмарным, что я чуть не подавилась кляпом, а Като, тихо пискнув, начала заваливаться. Видимо, умертвие оказалась слишком сильным испытанием для ее неустойчивой психики.

Ее обморок оказался очень кстати, потому что зеленое пламя лича, сорвавшееся с кончиков пальцев, тоже не смогло пробить контур. В итоге ситуация у нас вырисовалась отвратительная и патовая. Я лежала прикованная на холодном полу — спина затекла, попа замерзла, губы пересохли, и кляп мешал ужасно. Като валялась в глубоком обмороке тут же, рядышком. Печально, что и нож никуда не делся, а значит, если эта сумасшедшая достаточно быстро придет в себя, мои мучения возобновятся. Вот только пережившая стресс Като будет злее и чуть увереннее.

А за пределами защитного контура суетливо бегали ректор и повизгивающий шушель. Лич на их фоне выглядел преступно спокойным. Наверное, суета могла бы продолжаться достаточно долго, если бы к нам не нагрянули новые гости. Первой в помещение вбежала рыжая растрепанная девчонка в обнимку с моим Васиком, а следом за ней вошел высокий красивый блондин.

— Сказал же тебе не выпускать ее из академии! — рыкнул ректор, который, казалось, на какое-то время забыл про меня и попытки пробить защитный контур. Он смотрел на рыжую одновременно с ненавистью и нежностью. У меня даже сомнений не осталось в том, кто это.

— Я не смог. — Блондин флегматично пожал плечами и предусмотрительно отступил в тень, видимо, чтобы не досталось, а я почувствовала себя лишней.

— Ну а что с тебя взять, недомаг! — в сердцах бросил ректор и обратился к рыжей: — А ты, беда ходячая, зачем притащилась? Просил же по-хорошему! Почему нельзя хотя бы раз в жизни послушаться меня? Вот не до тебя сейчас!

— Ну, знаешь ли, папа! — возмутилась девица, с интересом косясь в сторону пентаграммы. — Я просто не могу такое пропустить! Должна же я на мамочку будущую полюбоваться.