– Вот ты только эту идею Лёшке не развивай – про заезжего молодца! А то он тут же что-нибудь эдакое вообразит, а я потом оправдывайся! Счастье еще, что Санька никак на Анатолия не похож, а то б мне не жить…

– А что, мог быть похож?! Марин, да к нему ж подойти страшно! И как Фрося с ним спит!

– Юль, я тебя умоляю, он нормальный мужик.

– Марин, у тебя было что-то, да? С Анатолием?

– Отстань, ничего не было! Ну, нравилась я ему и что?

– Как это я все пропустила?

– И правда, в кого же Саня-то удался? А как ты думаешь, твой Митя – он больше в тебя или в Аркашу? А то я Аркадия совсем не знаю.

– Нет, что ты! Митя – мой! Вот Илюша… Ты это из-за Муси интересуешься, да? Ох, изводит она Митьку!

– И не говори. Юль, а ты не знаешь, у него вообще как с девочками дела обстоят?

– Какие девочки, Марин! У него одна Муся в голове.

– Ну да, я так и думала. Ох, уж эта Муся!

С возрастом стало ясно, что не только глазами и цветом волос, но и темпераментом Муся пошла в отца. Ванькина кипучая энергия потихоньку иссякла, найдя применение в занятиях спортом, а Муся, наоборот, постепенно закипала и выходила из берегов. Начиная лет с тринадцати, с девчонкой не стало никакого сладу, и Марина только дивилась: неужели это та самая Муся, которая казалась просто образцом совершенства в детские годы? Особенно это стало заметно, когда Стивен от них переехал – он очень хорошо умел с ней управляться. Нет, упрямой до невозможности Муся была всегда, но сейчас ее то и дело «зашкаливало» то в одну, то в другую сторону, так рьяно она доказывала всем вокруг: «Я взрослая! И буду поступать, как хочу». А что делать с «княгиней Марьей Алексевной» после школы, Марина просто не представляла! Сама «княгиня» нисколько не волновалась по этому поводу.

– Может, из нее актриса получится? – с сомнением спрашивала Марина у Лешего.

– Актриса! Погорелого театра она актриса! Замуж выдадим сразу, пусть муж и разбирается…

Замуж! С этим тоже были большие проблемы, только Лёшка об этом не знал. Марина давно видела: между Митей и Мусей опять не все ладно. Дочь вняла на какое-то время ее увещеваниям и стала вести себя с Митей поприличней. Митя сразу расцвел. Но продлилось это всего пару лет: что-то между ними произошло – какая-то ссора, после чего отношения обострились до предела. Марина, всегда болевшая за Митю, осторожно с ним поговорила: опять все то же самое – неуверенность в себе, которую Муся все время растравляла, может быть, и неосознанно. Марина знала: ее дочери нужна сильная рука. Надо было как-то пробудить в Мите силу и характер, чтобы не поддавался капризной и избалованной девчонке, у которой душа еще не созрела. Митя и сам жаждал перемен, потому что любил Мусю, не представлял своей жизни без нее, но выносить дальше ее выкрутасы не мог – тем более, когда она была так мила с ним какое-то время. Так мила, что Митя осмелился поцеловать ее, довольно неловко – Муся засмеялась:

– Ой, да ты и целоваться-то не умеешь!

Митя вспыхнул, обиделся и ушел. Ну и подумаешь, нежный какой! И все вернулось на круги своя: насмешки, издевки, кокетство. Мальчишки обрывали ей телефон, в школе из-за нее все время вспыхивали какие-то разборки – к счастью, Митя уже школу закончил и многого не знал.

Поссорились они в декабре, сразу после Митиного дня рождения, так что к Рождеству война между «Монтекки и Капулетти» уже шла вовсю. Традиционный праздник для детей устраивался у Свешниковых в Брюсовом переулке. Туда приглашались и друзья старших детей, поэтому молодежи было много, так что Мусе было где развернуться. Она кокетничала напропалую и танцевала со всеми, кроме Мити, который смотрел на это безобразие мрачным взглядом: Муся у него на глазах даже поцеловала кого-то из общих приятелей. После того, как Муся со Стивеном оторвались в рок-н-ролле – оба в детстве занимались танцами и это был их коронный номер, – Митя решил, что с него хватит и ушел. Но Стивен его догнал и увез куда-то, поймав на Тверской тачку. Муся не сразу заметила, что Митя ушел. Но ей сразу стало все неинтересно – и кокетничать, и танцевать, и вообще развлекаться. Митя ушел и пропал, не появившись даже на Мусином шестнадцатилетии.

– Он приболел, – сказала Юля. – Чихает вовсю.

Но Митя и не позвонил. Через день Муся под каким-то предлогом пришла к Богдановым – Юля после развода с Аркадием оставила девичью фамилию, а Митя поменял сам, получая паспорт. Он работал, сидя у своего навороченного компьютера и довольно равнодушно бросил: «А, привет!», заметив Мусю. Нос у него действительно был заложен. Муся потопталась и ушла. Недели через две она встретила Митю на улице, но он только кивнул, говоря по мобильнику, и не остановился – Муся растерянно посмотрела ему вслед. Проходили день за днем, неделя за неделей – Митя не появлялся у Злотниковых и не звонил. Муся заволновалась – вдруг оказалось, что без Мити ее жизнь не полна. Словно потерявшая котенка кошка, Муся бродила туда-сюда по квартире, гуляла вокруг Митиного дома, часто подходила к Митиному подъезду и смотрела на его окна, не решаясь войти. Она спросила у Ваньки, куда делся Митя, но тот, недовольно оторвавшись от какой-то стрелялки в компьютере, ядовито спросил:

– Нежели заметила? Как это Ваше Великолепие оторвалось от созерцания собственного совершенства и снизошло до нас, смертных? – иногда Ванька умел загнуть заковыристую фразу. Муся фыркнула и ушла. Она подъехала к маме, но та упорно делала вид, что ничего не понимает, как Муся не ластилась к ней, но в конце концов сказала довольно сурово:

– А может быть, он тебя разлюбил? Сколько можно терпеть твои куверты и уроберты?

«Куверты и уроберты» – это было очередное загадочное папино выражение. Папа был Мусиной последней надеждой, но он, как всегда, ничего не знал – на самом деле ничего не знал, в отличие от мамы. А когда разобрался, то Мусе же и влетело:

– Вот бросит тебя и правильно сделает! Такой парень: и умный, и симпатичный, и талантливый, и у матери на шее не сидит, и на тебя не надышится! А ты что? Вертихвостка! Ох, избаловали мы тебя! Драть надо было, да поздно теперь…

Муся надулась – все против нее! Она подсчитала: не видела Митю уже два с половиной месяца. Последняя надежда – мамин день рождения: Митя не сможет не прийти! Или сможет? Она так переживала, что несколько раз даже плакала по ночам – Марина слышала, но не подходила. Восьмого мая Муся наряжалась полдня, а потом выскакивала на каждый звонок в дверь. Увидев Митю, вручающего матери большой букет нежно-розовых тюльпанов, она так обрадовалась, что с трудом дождалась, пока Марина уйдет, и тут же понеслась к Мите по коридору, испугавшись, что он сейчас может развернуться и сбежать. Она так разогналась, что с размаху налетела на Митю и вцепилась в него намертво, обняв за спину. Митя пошатнулся и сказал:

– Ого! Это что ж за африканские страсти такие?

Муся подняла на него глаза – Митя был какой-то другой, она его не узнавала. И голос звучал по-иному, и медовые глаза смотрели не так, как раньше, а с легкой иронией. Она растерянно заморгала и вдруг почувствовала, что они с Митей как бы поменялись местами: чаши весов дрогнули, Мусина поплыла вверх, а Митина – вниз, перевесив.