– Ты папе показывала?

– Нет! – Рита смотрела на Марину с вызовом.

– И не показывай. Ему не понравится. Рита, зачем столько непристойностей и цинизма? Тебе двадцати еще нет, неужели ты так видишь мир, не понимаю!

Рита покраснела. Марина рассматривала девочку, как будто видела впервые – да и на самом деле у нее просто не было времени, чтобы приглядеться к Рите, а зря, как оказалось.

– Или ты что? Думаешь, этот эпатаж поможет тебе прославиться?

Марина всмотрелась внимательнее: ну конечно, так и есть!

– Значит, ты хочешь въехать в большую литературу не на белом коне, а на грязной свинье?

Рита надулась, но задумалась, и кое-что поправила в тексте, приведя его в более приличный вид. Алексей все равно пришел в ярость:

– Что за дерьмо у тебя в голове? О чем ты думаешь? У тебя ребенок, а ты такой… ерундой… занимаешься! – Леший употребил совсем другое слово, покрепче: Рита все чаще доводила отца до того, что он начинал материться. К счастью, весь текст он не прочел – хватило пары страниц, а то, пожалуй, и на самом деле выгнал бы ее из дома, узнав Ритину интерпретацию событий. Хотя версия была, конечно, Стеллина. Кроме того, Рита не нашла ничего лучшего, как назваться – в качестве автора – Маргаритой Злотниковой, тоже не без умысла, как поняла Марина.

– Как ты посмела поставить мою фамилию на этой порнографии. Только такого позора мне не хватало на старости лет. И думать не смей, иначе сам тебя к мамочке отвезу, пикнуть не успеешь.

Так что писательнице пришлось переменить имя автора на свое собственное: Рита Клэм – биологический папочка, сокративший свою фамилию «Климченко» на американский лад, ее таки признал и удочерил. Но как Рита ни приставала к Марине, чтобы та помогла ей с изданием, Марина отказалась напрочь: «Папа не одобрил, и я не стану в этом участвовать». Марина пыталась уговорить мужа, чтобы он рассказал Рите правду о разводе, но Леший сразу начинал яриться: «Ты что хочешь, чтобы я ей объяснил, какая ее мать шлюха?!» С тех пор Рита держалась с видом непонятого и обиженного гения, выставляя свои творения в Сети, где у нее нашлось множество поклонников, что и неудивительно.

А Муся, как оказалось, ревновала не только Риту. Марина долго ничего не замечала, пока вдруг не обнаружила случайно дочку, заливающуюся слезами: они только что купали Совят, и все вроде бы было нормально.

– Муся! Что такое? Что случилось? – Марина присела к ней на кровать, но Муся зарыдала еще пуще и зарылась лицом в подушку. – Да что ж такое-то? Мусенька?

– Ты меня совсем не любишь! – сказала девочка, и Марина растерялась:

– Как же не люблю, Мусенька? Что ты, детка?

– Да-а, – Муся подняла залитое слезами лицо, – ты никогда, никогда мне такие нежности не говоришь. А Совятам говоришь. Сюсюкаешься с ними. Целуешь! А нас с Ванькой только воспитываешь.

– Доченька, но они же совсем маленькие. И с вами я нежничала, когда вы маленькими были!

А сама вдруг задумалась: а правда ли это?! Марина чувствовала, что на самом деле как-то «рассиропилась» с Совятами, а со старшими детьми и времени не было особенно сюсюкать… Марина обняла Мусю и поцеловала:

– Девочка моя маленькая! Ну, как же я тебя не люблю, что ты! Понимаешь, когда ты родилась, я совсем еще ничего не умела! Это вы с Ванечкой меня научили, как мамой быть.

– Как это?

– Очень просто! Я училась вас понимать, заботиться, я очень старалась, правда. И всегда вас любила. Даже когда воспитывала. Как я могу вас не любить, когда вы оба мои кровиночки! И так на папу похожи! Ванька вон – вылитый отец! И у моей девочки папины глаза, любимые!

Муся прижалась к ней потесней:

– Мамочка! От тебя молоком пахнет…

– Я же кормлю, вот и пахнет. И тебя кормила, когда ты маленькая была, и Ваню. Ты такой крошечной родилась – папа даже боялся тебя на руки брать.

– Почему боялся?

– А вдруг что-нибудь повредит нечаянно у такой крошки. Котенок! Помнишь, как он тебя называл?

Муся заулыбалась:

– Помню! – но потом сникла. – Мама, а эта Рита… Она что, всегда будет с нами жить?

– Не нравится она тебе, да?

– Не-а! Она противная!

Марина вздохнула:

– Да, не очень приятная, правда. Давай мы попробуем ее пожалеть, а? У нее не очень легкая жизнь была. Ты-то под папиным крылом росла, вся в любви, а Рите такого не досталось. Папа Риту очень любил, но… Ему пришлось от них уйти. Да и мама Ритина… Она совсем на меня не похожа. Вот Рита и выросла, как бабушка говорит, сорняком придорожным.

– Мам, а почему так получилось? Что папа от них ушел? Из-за тебя? Он в тебя влюбился, да?

– Не совсем так. Это очень сложно все, постарше будешь, я расскажу.

– Я и сейчас пойму.

– Мусенька, это папина история, надо у него спросить.

– Он не расскажет! Мам, а как вы с папой поняли, что…

– Что любим друг друга?

– Ну да!

– Не знаю. Посмотрели друг другу в глаза и поняли.

– Я тоже так хочу. Чтобы взглянуть в глаза – и на всю жизнь.

– Только смотри внимательней, а то вдруг обознаешься.

– Мам, а вот Степик! Он тоже нам не родной, а… такой родной, правда?

– Степика ты любишь, да?

Муся покраснела.

– Ничего, ничего. Разве его можно не любить. Когда я Степика первый раз увидела, ему годика два, наверно, было. Такой милый! Я почему-то сразу к нему привязалась…

Марина даже заплакала, вспомнив, а Муся кинулась ее целовать. Действительно, Марина все время вспоминала маленького черного мальчика, такого одинокого в огромном роскошном доме Свешниковых. Каждый раз, бывая у Валерии, она старалась повидаться со Стёпиком, и он тянулся к ней. «Он дитя моего сердца, – думала Марина, – мой первенец!» И ей самой было странно, что совершенно чужой ребенок занял такую часть ее души: хотя Марина искренне говорила Мусе, что всех детей любит одинаково, это было не совсем так. Одинаково сильно – да! Но каждый из ее детей затрагивал особые стороны души, и материнская любовь к Мусе, Ване, Стивену, Совятам и Лесику словно имела свой неуловимый оттенок, для Марины вполне очевидный.

Муся от рождения была папиной дочкой – Леший ее обожал, и Марине было странно, что просто купающаяся в отцовской любви Муся страдает, как оказалось, от недостаточного материнского внимания. Ванька всегда был бабушкиным внуком – вылитый Лёшка, умилялась та, весь в отца. Совята оказались так крепко замкнуты друг на друга, что гораздо меньше зависели от Марины. Зато Стивен был весь настроен на Марину и понимал ее лучше остальных детей, а иной раз даже лучше Лешего.

Рита… Ее Марина не воспринимала, как собственного ребенка, и ничего не могла с этим поделать, как ни винила себя. Рита была целиком Лёшкина, а когда жила у Злотниковых перед Америкой, Марина сознательно старалась отстраняться, чтобы девочка не привязалась к ней слишком сильно – все равно придется расставаться, как ей тогда казалось, навсегда. Сейчас же у нее просто не было на Риту ни сил, ни времени, да и Лёшка очень болезненно воспринимал все Маринины попытки как-то помочь ему с дочерью: «Это мой крест!»