Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, проехали, – к ее облегчению, сказала Женя. – К тому же у него, наверное, уже полно претенденток.
– В том-то и дело, что никого нет! – воскликнула Даша, перед тем как поняла, какую глупость сморозила.
Вот тогда Инна, сочувственно улыбнувшись и накрыв ее руку своей холеной рукой, сказала:
– Дашенька, ты должна это сделать. Я понимаю, как тебе тяжело, как ты сама хотела там спеть.
– Если бы ты понимала!
– Представив Резникову Женьку, ты убьешь двух зайцев, – невозмутимо продолжила Инна, – и подруге поможешь, и будущему мужу. Да он же тебе только благодарен будет, это будет очко в твою пользу.
– За кого благодарен, за нее? – презрительно усмехнулась Даша. – И что же она собирается петь на кастинге и на концерте? Старые песни «Паприки», что ли?
Женя молча выложила на стол несколько дисков в самодельных, на компьютере распечатанных обложках.
– У меня есть материал для сольного альбома. Я его собирала целый год.
– И кто тебе пишет песни? – удивилась Даша. Не удержавшись, она взяла со стола верхний диск и повертела его в руках. Он был украшен (то есть, по мнению Даши, изуродован) Жениной фотографией, крайне неудачной – на снимке та была лысая и грустная.
– Сама пишу, – не без гордости ответила Женя.
– Даша, ты передай Олегу эти диски, – вмешалась Инна, – только не просто положи на стол, а именно передай. И скажи, что наша Женька очень талантливая. Главное, чтобы он хотя бы начал слушать диск. Тогда он точно в нее вцепится.
– Слушай, а тебе-то это зачем? – прищурилась Даша, которая, хоть убейте, в альтруизм не верила. – Вот лично тебе?
– Не вечно же вам прятаться в моей тени, – скромно улыбнулась экс-солистка. – Так что, передашь?
– Ну ладно, мне не сложно, – пробормотала Даша, пряча диски в сумочку, а сама подумала: «Ничего страшного. Ведь я могу о них и позабыть. Всем известно, какая короткая у беременных память!»
Но вечером так сложилось, что диски она все-таки передала. Даша никогда не верила в судьбу, и та, видимо, в качестве акта возмездия сыграла с ней злую шутку.
Когда она вернулась домой, Резников был не один. В гостиной в удобном кресле напротив будущего Дашиного супруга уютно устроился режиссер-клипмейкер Роман Степанов.
Внезапные воспоминания огненной лавой хлынули ей в лицо. Даше вспомнился головокружительный роман, которого у них никогда не было, но который мог бы состояться, если бы не Женькино грубое вмешательство. С ума сойти, везде эта Женька!
Степанов тоже удивился:
– Даша? Ты?
– О, ты запомнил мое имя! – Она скинула туфли, плавно продефилировала к бару и невозмутимо налила в хрустальный фужер детского безалкогольного шампанского, которое закупалось коробками специально для нее.
– Еще бы! Хорошо поработали. Олег говорил, что собирается жениться, но я и подумать не мог...
– Да, на мне, – перебила Даша.
– А вы что, знакомы? – опомнился Резников. – Я не знал, что ты работал с «Паприкой».
– А я не знала, что знакомы вы, – парировала Даша.
– Я его сто лет знаю, он же все Ясины клипы снимал, – объяснил Резников.
– Ну да, – подтвердил Роман, – я и «Паприке» клип делал. И хороший клип мог бы получиться. Но он так и не был смонтирован, потому что группа распалась. А жаль.
– Не думала, что кому-то нас жаль, – вздохнула Даша. – По-моему, нашего отсутствия никто и не заметил.
– В вашей группе была потрясающая девочка, – улыбнулся Степанов.
«Только не это! – подумала Даша. – Пожалуйста, сделай одолжение, заткнись!» Но Степанов и не думал молчать. Наоборот, выпитый в компании Олега коньяк настроил его на волну ностальгических воспоминаний.
– Женя. Из нее могла бы получиться настоящая дива.
– Кто? – удивился Резников. – Женя – это такая непромытая, что ли?
– Есть немного, – поморщился Роман, – но это неважно с ее-то голосом.
– Не знал, что в вашей группке у кого-то был голос, – рассмеялся Олег, обращаясь к Даше.
– Между прочим, не только у нее, – разозлилась она, – я тоже умею петь, и неплохо.
– Не сердись, – усмехнулся Олег, – но я бы с такой марионеточной группой работать не стал.
– Да много ты понимаешь! Между прочим, Женька сама пишет песни, она мне даже диски подарила, – вырвалось у нее.
– Да ну? – заинтересовался Степанов. – И где же эти диски?.. Слушай, Олег, а ты ведь сам говорил, что тебе некого выпускать в концерт... – Он перевел взгляд с Олега на Дашу.
А та бессильно опустилась в свободное кресло, поняв, что проиграла по всем фронтам.
В шелковом брючном костюме, строгом и одновременно кокетливом, Инна была похожа скорее на стюардессу «Люфтганзы», чем на поп-звезду. Неудивительно, что сотрудница кадрового агентства, женщина лет сорока пяти с косой, витиевато заплетенной вокруг головы, ее не узнала.
– А почему у вас была такая огромная пауза в работе? – нахмурилась она, переведя взгляд с Инниного резюме на саму Инну.
У нее был заранее заготовлен продуманный ответ.
– Замуж выходила. – Ей ничего не стоило сыграть трогательную растерянность. Инна заметила, что на пальцах кадровички нет характерного кольца.
Женщина сочувственно улыбнулась:
– Не сложилось?
– Как видите.
– Может, оно и к лучшему. Видите, можно карьерой заняться. Я вот, когда замужем была, только борщами и занималась, а теперь... – Гордое молчание должно было намекать на то, что теперь-то у разведенной обладательницы косы с карьерой все в порядке.
Инна скептически оглядела пыльный тесный кабинет. На полу валялся полуистлевший ковер, на подоконнике одиноко пылилось любимое стародевическое кадочное растение – ветвистый фикус. Нет, не о такой карьере она грезит. Инне мечталось, чтобы жизнь вернулась на круги своя. Она снова могла бы работать переводчицей на международных конференциях и симпозиумах. Она моталась бы по всему свету с кожаным портфелем в руках, вспомнила бы язык и снова, как раньше, гордилась бы своей эксклюзивностью. Она станет лучшим переводчиком в России, если только эта длинноволосая разведенка даст ей шанс.
– Так у вас для меня что-нибудь есть? – Ее голос дрогнул. Инна знала, что на собеседовании в кадровом агентстве надо выглядеть уверенной и серьезной, иначе никаких шансов нет. И все-таки добавила, втянув голову в плечи, точно опозорившаяся отличница: – Я буду стараться, обещаю!
Кадровичка удивленно посмотрела на нее и рассмеялась:
– Простите, Инна, а сколько вам лет?
– Тридцать один, – слегка запнувшись, сказала та. И сама удивилась. Она уже настолько привыкла врать, что ей двадцать восемь, что правда казалась нереальной.