– Алло!

Звонила Женя.

Инна немного смягчилась – она была искренне рада за бывшую коллегу, хотя и не понимала, отчего приобретенная адова работа вызывает у Женьки такой детский поросячий восторг. Ведь работать с Олегом Резниковым куда сложнее, чем открывать рот в «Паприке». Олег выжимал из своих подопечных артистов по максимуму. Кроме того, он славился патологической жадностью, так что космические гонорары Жене не светили. И стоит ли пахать, как ломовая лошадь, ради того, чтобы подсластить никчемное тщеславие?

– Инка! У меня концерт послезавтра, – с ходу начала Женя.

– Поздравляю, – улыбнулась телефонной трубке Инна. – Я верила, что у нас все получится.

– Еще рано говорить, что получилось. Я так волнуюсь. Резников из меня все соки выжал.

– То ли еще будет, – философски заметила Инна, – но ты же знала, на что шла.

– Дашка не придет на концерт, – пожаловалась Женя. – И вот я хотела спросить... Конечно, мы никогда особенно не дружили... Но мне даже пригласить некого, и это так странно. Может быть, тебе было бы интересно прийти?

– Пригласи Иртенева, – злорадно предложила Инна, – пусть локти кусает, если дотянется.

– Еще чего! – возмутилась Женя. – Локти он будет кусать, когда обо мне напишут в газетах. А его физиономию я вообще лучше никогда не видела бы. Инка, так ты придешь?

В голосе Жени звучала такая тоскливая надежда, что Инна помедлила перед тем, как ответить:

– Понимаешь, у меня конференция серьезная на носу. Готовиться надо, а времени нет совсем. Не хотелось бы тратить целый вечер.

– Но это же не целый вечер! – взмолилась Женя. – Ты только на мое выступление приходи.

– Я, конечно, попробую... Но обещать не буду, ладно? Жень, ты тоже меня пойми.

– Я тебя понимаю, – вяло отозвалась Женя, – но мне-то что делать? Понимаешь, волнуюсь я.

– Да ладно, – недоверчиво усмехнулась Инна, – ты же не в первый раз.

– Без фонограммы – в первый. Если бы я знала, что в зале будет хоть кто-нибудь знакомый, все было бы по-другому.

– У тебя все получится. Если получилось подписать контракт с Резниковым, значит, и остальное пройдет гладко. Ты же сама знаешь, что он абы с кем контракты не подписывает.

– Да, это так, – не слишком уверенно сказала Женя, – но знать заранее все равно нельзя. Значит, не появишься?

– Я постараюсь, – мягко сказала Инна, которая никогда не умела говорить близким людям слово «нет».

– Ты придешь на мой концерт?

– Не знаю, – нарочито безразлично зевнул Мамонтов, – а когда это?

– Ты прекрасно знаешь, что в пятницу! – разозлилась Женя. Она считала себя достаточно посрамленной его показным равнодушием. Сама она никогда не была генералом психологических атак и искренне недоумевала, когда с ней пытались играть другие. Даже любому стороннему наблюдателю было заметно, что Мамонтов-младший к ней по-прежнему неровно дышит.

– В пятницу футбол, – нахмурился он.

– Ну и сиди, как дурень, перед телевизором. Так всю жизнь и просидишь.

– Ого, ты уже посягаешь на мою жизнь, – развеселился он.

– И не думаю. Просто хотела тебя развлечь в качестве благодарности. – Женя отвернулась, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена. Миша навещал ее довольно часто. Не всегда Женя была ему рада, иногда ей больше всего хотелось погрузиться в меланхоличное одиночество. Но выгонять того, кто обеспечил ей безопасный приют, казалось ей в высшей степени наглостью. Вот и сейчас они сидели в ее комнатушке и угрюмо отмалчивались. Женя с безучастным видом смотрела в окно и недоумевала, почему он никак не уйдет.

– Может быть, и приду, – помолчав, согласился он, – но обещать все равно не буду.

– Спасибо, сделал одолжение, – ответила она, вместо того чтобы с категоричным «Ну и пошел ты!» навсегда исчезнуть из поля его зрения. – Мамонтов, знаешь, какое чувство из всех существующих кажется мне наиболее неприятным?

– Какое? – заинтересовался он.

– Чувство благодарности, – задумчиво ответила Женя. – Если ты вынуждена быть благодарной, да еще и куче народу, это просто ужасно. Поверь мне... И еще одиночество. Я и сама не заметила, как осталась совсем одна. Раньше я и не подумала бы, что это способно меня встревожить.

– Так ты сама виновата, мать, – жестко сказал Мамонтов. – Ты бы остановилась и подумала: почему же все так вышло?..

Один шаг вперед. Еще один, и еще.

Женя подошла к самому краю сцены. Сердце колотилось так, словно она находилась не на полутораметровом возвышении, а на высоченной скале над бездонной пропастью. Темная толпа, бесновавшаяся внизу, напоминала штормовое море. Многоголосие отрывистых выкриков сливалось в рев грозового ветра. Ей было и хорошо, и страшно.

Никогда раньше Жене не приходилось выступать перед такой огромной аудиторией. Тысячи глаз были устремлены на нее одну, замершую в мощном луче прожектора. Словно из-за ватной завесы услышала она первые аккорды своей песни. Олег Резников настоял, чтобы Женя пела без всякой фонограммы. Она пробовала протестовать: «Для этого надо долго репетировать, а у нас две недели всего!» Но он был непреклонен: «Если я тебе доверяю петь без фонограммы, значит, я знаю, что делаю. Ты ведь не чужую песню поешь, а свою собственную, знакомую!»

И вот теперь она стояла, словно на Страшном суде, и ни слова произнести не могла. Откуда-то раздался свист – недовольная публика не понимала, что делает на сцене эта никому не известная тщедушная девчонка в обыкновенных недорогих джинсах, украшенных тяжелой велосипедной цепью. Женя в панике обернулась и увидела Резникова, который выбежал из-за кулис в неосвещенный угол сцены и бил себя кулаком по голове, прозрачно намекая на то, что он с ней, Женей, сделает, если она так и продолжит играть роль Лотовой жены.

Крепче сжав руками микрофон, она откашлялась.

– Дамы и господа!.. – На последнем слоге ее звонкий голос все-таки сорвался. Фонограмма мелодии продолжала звучать, Жене приходилось говорить громче. Зрители немного притихли – может быть, решили, что она рэпер и песня ее – сплошной речитатив? – То есть... Я хотела сказать, что... Да ну, плевать! Поставьте мне песню сначала!

Резников зажмурился, словно не в силах был видеть этот позор, и обхватил голову руками. Женя представила, что будет, когда кончатся отведенные ей пять сценических минут, и внезапно ей захотелось прыгнуть вниз и смешаться с недоумевающей толпой.

Но тут, к ее счастью, сориентировался сбитый с толку звукорежиссер. С его легкой руки ей был дан еще один шанс, незапланированный. Музыка прервалась для того, чтобы зазвучать с самого начала. Позже Женя узнает, что за такое непозволительное своеволие бедняга был уволен. За кулисами переминались, ожидая своего выхода, звезды первой величины, выступление которых было отложено из-за нервического характера дилетантки.