– Ричард, мне пора.

– Пора выручать своих леопардов?

Я посмотрела прямо ему в глаза:

– Да.

– Потому-то я и здесь. Я и есть твоя подмога.

– Это была идея Жан-Клода?

– Сильвия сказала мне, что Грегори отказался ее мучить.Что бы они ни делали, когда жив был Габриэль, они – ликантропы, а мы помогаемсвоим, даже если они не ликои.

– А у оборотней-леопардов тоже естьсамоназвание? – спросила я.

Ричард кивнул:

– Они называют себя пардами. Вервольфы – ликои,вер-леопарды – парды.

Я протиснулась мимо него, задев плечом его голую руку. Отэтого прикосновения у меня волосы на теле зашевелились, будто я коснуласьчего-то куда более интимного. Но я привыкну. Я сделала выбор, и какое бы нитворилось во мне смятение чувств, выбор определял все. Да, я все еще хочуРичарда, даже люблю его. Но я выбрала вампира, а сохранить одновременно вампираи вервольфа невозможно.

Я вытащила автомат из-под кровати и набросила ремень поперекгруди.

– Жан-Клод сказал, что мы не собираемся никогоубивать, – заметил Ричард.

– Он знал, что ты идешь сюда? – спросила я.

Он кивнул. Я улыбнулась, но улыбка была безрадостной.

– Он тебе не сказал?

– Нет.

Мы снова поглядели друг на друга.

– Ему нельзя доверять, Анита, ты это знаешь.

– Это ведь ты по доброй воле позволил ему поставить насебя первую метку. То, что сделала я, Ричард, было сделано для спасения вашейжизни. И его, и твоей. Если ты действительно считал, что он так чертовскиненадежен, зачем ты привязал нас к нему?

Ричард отвернулся и сказал очень тихо:

– Я не думал, что потеряю тебя.

– Выйди и подожди в коридоре, Ричард.

– Зачем?

– Мне надо закончить одеваться.

Он опустил взгляд на мои ноги, очень белые на фоне черногоплатья и черных туфель.

– Колготки, – тихо сказал он.

– На самом деле еще одна кобура. Колготки этой ночьюприведены в негодность. А теперь выйди, пожалуйста.

Он вышел, даже не оставив за собой последнего слова, и этобыло хорошо с его стороны. Я села на кровать, хотя и не собиралась этогоделать. Возвращаться за леопардами – не слишком удачная мысль. Иметь с собойРичарда в качестве поддержки – еще хуже. Но так и будет, я не могу приказатьему остаться дома. К тому же поддержка мне нужна. Как бы ни было мне трудно вего присутствии, он был одним из самых сильных оборотней, которых я толькознала. Если бы не грызущая его совесть размером со штат Род-Айленд, он был быопасен. Конечно, Маркус мог бы сказать, что он и так достаточно опасен. И былбы прав.

Ричард гнал свой внедорожник к «Цирку», я сидела рядом, но стем же успехом могла быть где угодно. Он даже не смотрел на меня, тем более незаговаривал. Но тело его было достаточно напряжено. Он знал, что я здесь. Черрии Зейн ехали на заднем сипенье. Когда Черри влезла в машину, я даже удивилась.Белки глаз ее сверкали, веки дергались в нервном тике. Будто она вот-вот упадетв обморок. Зейн вел себя как обычно: улыбался, глаза хитрые. Как обычно? Почтисмешно, я знаю его меньше суток. И не знаю, что для него «обычно».

Черри погрузилась в сиденье, обхватив себя руками за плечи,медленно сворачиваясь в шар. Ее я знала еще меньше, чем Зейна, но такоеповедение не обычно ни для кого.

– Зейн, что с ней?

– Она боится, – ответил он. Голос его былсовершенно нейтрален, но то, что выражало его лицо, можно было бы назватьзлостью.

– Я ей сказала, что это дело сугубо добровольное. Онане обязана была ехать.

– Скажи это вот этому мистеру Мачо. – Зейн гляделРичарду в затылок.

Я повернулась, глядя на профиль Ричарда.

– Ричард, в чем дело?

– Она едет с нами, – ответил он очень спокойно.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

– Чушь собачья!

Тут он на меня глянул. Хотел глянуть холодно, но получилосьзлобно.

– Ты – моя лупа, но Ульфрик все равно я. Мое словопо-прежнему закон.

– Хрен с ним, с твоим словом. Ты не потащишь ее с намитолько потому, что злишься на меня.

У него напряглись желваки на скулах.

– Они оба предали своих. Теперь они едут исправлятьсвою ошибку. – Голос его был все так же тих, спокоен и замедлен, будто емубольших трудов стоило держать себя в руках. Он говорил как человек, которыйбоится сорваться на крИК.

– Посмотри на нее, Ричард. Она хуже чем бесполезна.Придется еще и ее защищать.

Он покачал головой:

– Никогда не бросай братьев, ни по какой причине. Этозакон.

– Закон стаи, но она не из стаи.

– Пока ты не перестанешь быть моей лупой, Анита, то,что принадлежит тебе, принадлежит и мне.

– Черта с два!

Он улыбнулся – скорее даже оскалился, будто зарычал.

– Да, ты права. Кое-что мне не принадлежит.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду, а поняв, смутилась.Но черт меня побери, если я стану объяснять, что не это хотела сказать. Он самэто знал, просто хотел меня смутить. Ну и хрен с ним.

– Ты ее бил?

Он вдруг стал очень внимательно смотреть на дорогу, но егоруки на руле напряглись. Он ее бил, и это ему было очень неприятно. Мне тоже.

– Ты хотела, чтобы я был сильным. И получила чтохотела.

– Между сильным и жестоким есть разница, Ричард.

– В самом деле? Никогда не мог ее понять. Я решила, чтоэто он имеет в виду меня. Но заставить меня чувствовать себя виноватой можнотолько ненадолго, а потом я прихожу в бешенство.

– Ладно. Если то, что принадлежит мне, принадлежиттебе, то верно и обратное.

Он посмотрел на меня, нахмурившись:

– Что ты этим хочешь сказать?

Мне было приятно видеть беспокойство в его лице. Приятнобыло обратить его логику против него же. По-своему я так же злилась на него,как он на меня. У меня не было его высоких моральных принципов, но и каннибаломя тоже пока не стала. Может, я тоже придерживаюсь каких-то моральных принципов.

– Если ты можешь заставить Черри ехать с нами, то ямогу приказать стае защищать Стивена. Я могу приказать им делать все, для чегохватает моей доминантности.