Вообще-то люди на шрамы не пялятся. Разок, конечно, взглянути отводят глаза в сторону. Знаете, как это бывает – беглый взгляд, потомопускают глаза и взглядывают еще раз. Но быстро. Шрамы – не картинка из фильма«ужасов», хотя рассмотреть тоже интересно. Капитан Пит Мак-Киннон, пожарный иследователь по поджогам, сидел напротив меня, обхватив крупными ладонми чашкуледяного чая, который принесла ему Мэри, наша секретарша. И он пристальноглядел на мои руки – куда мужчины обычно стараются не смотреть. Он пялился нашрамы и ничуть этим не смущался.

У меня на правой руке два шрама от ножа. Один старый ипобелевший, а другой свежий, до сих пор еще розовый. На левой руке еще хуже.Грубый выступающий белый рубец на локтевом сгибе. Мне надо всю жизнь работать стяжестями, иначе шрам затвердеет и рука потеряет подвиность – так мне объяснялмой физиотерапевт. Еще есть крестообразный ожог, искривившийся от рваных ран,нанесенных когтями ведьмы-оборотня. Под блузкой можно найти и другие шрамы, носильнее всего изранена рука.

Мой босс Берт потребовал, чтобы я на работу надевалаклассический костюм или хотя бы блузку с длинными рукавами. Говорил, чтонекоторые клиенты открыто выражали определенные сомнения по поводу моих...э-э... профессиональных травм. Раз он потребовал, то я и не носила длинныерукава, и каждый день Берт включал кондиционер чуть сильнее. Сегодня я дажегусиной кожей покрылась. Все остальные уже приносили на работу свитера. А ястала покупать топы, чтобы открыть шрамы и на спине тоже.

Мак-Киннона мне рекомендовал сержант Рудольф Сторр, коп иего друг. С Мак-Кинноном они играли в колледже в одной футбольной команде идружили еще с тех пор. Дольф словом «друг» не разбрасывается, и я понимала, чтоони – люди очень близкие.

– А что у вас с рукой? – спросил наконецМак-Киннон.

– Я – легальный ликвидатор вампиров. Иногда они оченьскверно себя ведут.

– Скверно, – повторил он и улыбнулся.

Мак-Киннон поставил чашку на стол и снял пиджак. Ширина плечу него была почти как у меня рост. На несколько дюймов он был пониже Дольфа сего ростом шесть футов восемь дюймов, но от этого явно не страдал. Было емуедва за сорок, но волосы уже поседели, а на висках окончательно побелели. Этиседые виски придавали ему вид не то чтобы достойный, скорее усталый. По шрамамон меня переплюнул. Ожоги шли вверх от самых кистей и скрывались под короткимирукавами рубашки. Кожа была испещрена розоватыми пятнами, белыми и какими-тостранно загорелыми, как у зверя, который должен регулярно менять шкуру.

– Больно небось было, – сказала я.

– Небось. – Он смотрел мне в глаза, неотворачиваясь. – И вам тоже пришлось, наверное, в больнице поваляться.

– Пришлось. – Я подняла левый рукав и показалаблестящую кожу на месте попадания пули. У него глаза чуть расширились. –Теперь, когда мы показали, что мы оба – настоящие мужчины, приступим к делу?Зачем вы пришли, капитан Мак-Киннон?

Он улыбнулся, повесил пиджак на спинку стула, взял со столасвою чашку и отпил глоток.

– Дольф говорил, что вы не любите, когда на вас смотрятоценивающим взглядом.

– Не люблю проходить испытания.

– Откуда вы знаете, что вы его прошли?

Настала моя очередь улыбнуться.

– Женская интуиция. Так что вы хотите?

– Вы знаете, что значит термин «запальник»?

– Поджигатель на жаргоне пожарных, – ответила я.

Он смотрел на меня, ожидая продолжения.

– Пирокинетик, человек, умеющий вызывать огоньпсихической силой.

Он кивнул.

– Вы когда-нибудь видели настоящего пирокинетика?

– Видала старые фильмы Офелии Райан, – ответила я.

– Старые, еще черно-белые?

– Ага.

– А вы знаете, что она умерла?

– Нет, не знала.

– Сгорела в постели. Самовозгорание. Многие запальникиэтим кончают, будто они, старея, теряют над собой контроль. В жизни вы хотьодного видели?

– Нет.

– А где вы видели фильмы?

– Два семестра экстрасенсорики. К нам приходили многиеэкстрасенсы, показывая свои возможности, но пирокинетика – это очень большаяредкость. Так что наш проф никого не мог найти.

Мак-Киннон кивнул и одним глотком допил свой чай.

– Я ее видел только однажды. Приятная дама. – Онзавертел чашку в больших ладонях и смотрел на нее, а не на меня. – И ещеодного запальника я встречал. Молодой, лет двадцать пять. Начал он с поджоговпустых домов, как многие пироманы. Потом стал поджигать дома с людьми, но так,чтобы все вышли. И наконец поджег жилой дом, устроил там настоящий огненныйкотел. Горели все выходы. Погибли более шестидесяти человек, по большей частиженщины и дети.

Мак-Киннон поглядел на меня:

– Никогда не видел на пожаре столько трупов. Он точнотак же поджег офисное здание, но упустил из виду два выхода. Двадцать трипогибших.

– И как вы его поймали?

– Он стал писать в газеты и на телевидение. Хотелславы. Успел поджечь пару копов, пока мы его взяли. Пришлось надетьметаллизированные спецкостюмы, как на пожар на нефтяных вышках. Их он поджечьне мог. Потом мы отвезли его в полицейский участок, и это была ошибка. Онустроил там пожар.

– А куда еще его можно было везти? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Куда-нибудь еще. Я был все в том же костюме,и я его сгреб и сказал, что мы сгорим вместе, если он не потушит огонь. Онрасхохотался и поджег сам себя. – Мак-Киннон аккуратно поставил чашку накрай стола. – Пламя было того же светло-голубого цвета, что при горениигаза, только бледнее. Его оно не обжигало, но мой костюм загорелся. Этахреновина рассчитана на шесть тысяч градусов, и она начала плавиться. Кожачеловека загорается при ста двадцати, но почему-то горел только костюм. Мнепришлось его с себя сдирать, пока этот тип ржал. Он вышел в дверь, думая, чтодураков нет хватать его руками.

Я не сделала напрашивающегося замечания – просто дала емуговорить дальше.

– Я его прижал в коридоре и приложил пару раз обстенку. Самое интересное, что у меня кожа горела всюду, кроме тех мест, где егокасалась. Будто огонь перескакивал через это пространство и начинался у менявыше запястий, так что кисти остались целы.

Я кивнула:

– Есть теория, что аура пирокинетиков не дает имзагореться. Ваши руки были слишком близки к его собственной защите.

Он посмотрел на меня в упор: