третьем, его губы осветила улыбка, а четвертое он произнести мне не дал, видимо припомнив, что я еще много могу придумать таких вот уменьшительно-ласкательных «эпитетов», и рассмеялся, накрыв мои губы ладонью. Я его лизнула, и он живо отдернул руку:

- Ай! Не кусайся!

- Я и не думала! Купился? - теперь уже я лукаво улыбалась, буквально ощущая всем телом, как непонятное тревожное состояние отступает.

- Ты готова продолжить? - его рука на моем животе замерла.

- Азель! - возмутилась я. - Ты что, издеваешься? Если ты немедленно не продолжишь, я тебя точно искусаю!

- Ну смотри, ты обещала! - предупредил он меня, правда непонятно о чем, о том, что надо лежать смирно, пока он осуществит свои фантазии, или о том, чтобы я не забыла его покусать, когда все закончится...

Глупый, я не только покусать, я его готова зацеловать и облизать всего с головы до ног... Точно, это у меня навязчивая идея, просто фетиш какой-то - доказать то ли самой себе, то ли кому-то, что я готова даже на такое для моих мальчишек, потому что на все остальное я давно была согласна...

Азель действовал не спеша, словно у нас в запасе было много времени, впрочем, так оно и было, ведь мы никуда не перемещались.

Я смотрела на него, на его сосредоточенное одухотворенное лицо, когда он расстегивал пуговки на моей блузке, словно следуя какому-то ритуалу, на его руки, медленно разводящие в стороны распахнувшиеся полы блузки, на его пальцы, такие чувственные и нежные, которыми он легонько поглаживал мою грудь над кружевом бюстгальтера. Его ласки были медленно-тягучими, так не похожими на обычный ураган страстей, так непривычны и, в то же время... а откуда я могу знать, что он может быть разным, мой Азель? Я так и не удосужилась узнать это раньше... И сейчас я и жалела о том, что уже не исправить, и радовалась, что не знала - если я не могла забыть то, что мы вытворяли на берегу озера, то с чего я решила, что мне было бы легче, знай, чего я лишилась?

Азель словно смаковал, дорвавшись до вожделенного предмета своих грез. Мне было безумно лестно, что это доставляет ему такое видимое удовольствие - медленное раздевание и освобождение меня от одежды. И его тихие, неспешные ласки, не робкие, нет, далеко не скромные... просто у него выходило так, словно он себя очень сдерживает, и это безумно заводило, держало в напряжении и ничуть не давало расслабиться, а наоборот электризовало даже воздух в помещении, а не только каждую клеточку моего тела, уже, кажется, вибрирующую лишь оттого, что он просто проводил надо мной ладонью на расстоянии тепла, не прикасаясь к коже...

Если это такой изощренный вид пытки, то «браво» этому изобретателю. Не знаю, на кого как, но на меня это действовало безотказно. Я сопротивлялась терзающим меня желаниям последовать за его руками минут пять от силы (может, чуть больше), а потом все-таки начала прогибаться навстречу.

Только вот мой персональный инквизитор довольно расплылся, но пытки не прекратил, а, наоборот, удерживая меня, чуть ли не придавливая к кровати, подключил к рукам губы...

Мамочки...

Там, где он прикасался, расцветали маленькие очаги, а так, как он действовал по одному ему известной методике, то это было не последовательно, а совершенно в неожиданных местах, и я не успевала сосредоточиться, переключиться, рассеивала внимание... Хотя, надо признать, в этом присутствовало что-то необычное и привлекательное, и чертовски возбуждало.

Немного настораживало то, что Азалекс избавил меня лишь от верхней одежды, и теперь, когда он склонялся, позволяя нашим телам соприкасаться (хорошо хоть на нем самом были лишь брюки, хотя то, что он до сих пор от них не избавился, мне тоже не нравилось), я просто млела, замирая от радости.

Но вообще-то так нечестно... я никак не могла понять, чего он добивается, уже елозя под его руками и губами, искусав свои губы от нетерпения, чувствуя, что я уже давно готова, но где-то на краю уплывающего сознания помня о том, что не должна опускать руки.

Из моего горла вырывались не то хриплые вздохи, не то всхлипы при очередном прикосновении, когда я, потеряв терпение, уже открыла рот, чтобы возмутиться, он, наконец, приподнял меня, поддерживая под спинку одной рукой, а второй попытался расстегнуть застежку на моем бюстгальтере.

Хм... ну что сказать, судя по его сосредоточенно нахмурившему лицу, выходило не очень, и я простодушно предложила:

- Давай я, Азель?

Но он только мотнул головой, отказываясь от помощи, и мои «оковы» спали. Почему-то кажется, что без магии не обошлось - давно бы так, чтобы не отвлекаться.

А вот, уложив меня обратно на подушки и плавно стянув бюстик с рук, он зачем-то поднес к лицу, вдохнул сохранившийся в еще теплой кружевной «тряпочке» аромат моего тела и духов, и только затем откинул его в сторону.

Опустив ладони на мою талию, Азель начал медленное движение вверх, слишком медленное, по моему мнению. Его глаза давно поменяли алый цвет, и сейчас казались уже не спелой вишней, а почти черными. Но не пугающими своей чернотой, когда он злился и чернота разливалась не только на радужку, но и затапливала глаза полностью, не оставляя белого «яблока». Нет, этот взгляд с вожделением, предвкушением и обещанием сам ласкал не хуже рук и губ.

Как он может себя сдерживать? - я просто не понимала. Раньше нам хватало единственного прикосновения, чтобы разгореться, как сухая трава в степи от неосторожной искры, и потом уже было очень сложно остановить бушующее пламя.

Я хотела его до умопомрачения, до рези в животе, до сведенных скул и болезненно занывшей груди... Почему он медлит? Зачем мучает меня, да и себя заодно? За что-то наказывает? За то, что Рилю в свое время досталось больше, чем ему?

Попытка провести анализ успехом не увенчалась, зато мысли плавно съехали в сторону того, сколько девок вот так же плавились под его руками, сколько красоток стонали под ним, над ним или просто в его объятиях... Почему он выбирал себе женщин среди людей? Что он видит сейчас перед собой - еще одну человечку или одну единственную, свою Звезду, о которой Азель мне так поэтично рассказывал в своем признании на темноэльфийском наречии дроу? Сравнивает ли он меня с кем-то или дает мне сравнить его? И, если сравнивает меня, то в чью пользу делает вывод?

Так некстати, не к месту вспыхнувшая ревность не