отрезвила, нет, только засела острым ножом, распирающим ребра, мешая дышать.

Я не хочу его делить ни с кем! Не хочу! Мне наплевать сейчас на то, что он уже никому не достанется, я не желаю даже, чтобы память его фантома хранила чужие тела и лица! Он - мой!

- Азель! - окликнула я его, не в силах мириться с такой ситуацией.

- Что, любовь моя? - почти спокойно произнес он, словно был готов к тому, что я сорвусь. В его глазах блеснули веселые бесенята.

Ишь ты, любопытно ему.

«Что?» - хороший вопрос, только вот как на него ответить? Закричать, что я больше не выдержу этого морального насилия? Что мне срочно, просто жизненно необходимо, нужна физическая разрядка? Что я ревную его к бывшим подружкам так, что трудно дышать? Попросить прощения, что не досталась ему раньше? Или умолять, чтобы закончил этот подготовительный период? Но все-таки это, наверное, перебор - обычно как-то мужчины умоляют, а женщины «для вида» ломаются...

Эта мысль пронзила, точно дротик - не буду!

- Азель, мне холодно, - нагло соврала я, все-таки ввергнув его в замешательство, судя по взметнувшимся вверх бровям и удивленному взгляду.

- Где? - тупо решил уточнить он, так как наверняка ладонями чувствовал влажную испарину моей разгоряченной кожи.

Я прыснула, чуть не подавившись смешком. Вот как ответить на такой вопрос? Может быть, я слишком испорчена, но мне так и хотелось ответить в рифму. И причем, это было бы почти правдой, хотя именно «там» просто все пылало, но мне надо было, чтобы Азель все равно согрел своим телом и затушил, наконец, бушующий в этом самом «где» пожар...

- Везде, - пришлось импровизировать, чтобы не сквернословить, хотя тоже получилось в рифму.

Я выразительно прогнулась, выпячивая грудь, и вильнула бедрами, сам не маленький догадается, где сильнее всего «замерзла». Но вызвала своими действиями только его самодовольный смешок. А мне было наплевать, лишь бы он только поскорее добрался, и мне было совсем не смешно.

Сжалившись, Азель полностью забрался ко мне на кровать, перекинул мои ножки на свои бедра, чтобы мне было удобнее, и накрыл мою изнывающую без его ласки грудь чашечками ладоней, подарив мне облегчение, граничащее с блаженством.

- Анечка, глазки, - елейным голоском напомнил изверг.

- Я не могу, - простонала я, борясь с чудовищным сопротивлением закрывающихся век.

- Уже? Так скоро? - в низком голосе Азалекса послышались бархатистые обволакивающие нотки, проникая в уши и разливаясь, словно обласкивая меня изнутри, и, окатив до самых кончиков пальцев на ногах, разбередив в груди и животе что-то такое... да-да, щекотное, похожее на порхающие крылышки бабочек, но почему-то захотелось немедленно почесать... нет, скорее, потереться. И я даже знаю, о кого именно (что я и попыталась сделать, снова прогнувшись в пояснице в желании поймать и не думавшего в этот раз ускользать от меня Темного эльфика-полукровку).

- Мммм... - мурлыкнул он, благосклонно позволяя мне осуществить мою, вернее навязанную им, идею.

- Анька, как же я тебя обожаю, - признался Азель, нависая надо мной, приподнявшись на руках, одновременно целуя и устраиваясь между моих раскинутых бедер, чтобы потереться почти каменной выпуклостью на штанах о мои трусики.

Соприкасаясь с ним голой кожей животов, почти дурея от того, что он меня снова лишь дразнит, я все-таки не выдержала и ухватила его за шею, притягивая ближе, закинула ножки, обхватывая его бедра, подалась навстречу, потираясь о него всем телом, поскуливая от распирающего меня желания, залепетала:

- Ну, хватит уже, пожалуйста, Азель...

Между нами были два слоя ткани (а, может, и три - я не проверяла, есть ли нижнее белье под его брюками), и, если бы у меня была хоть капля магии, я бы сейчас... так, стоп! У меня здесь на Земле магии нет, но ведь именно я каждый раз определяю, как мы будем одеты при перемещении. Перемещаться не обязательно...

Наверное, моя улыбка напоминала улыбку маньяка, поймавшего вожделенную жертву - мое желание исполнилось - ни на нем, ни на мне не осталось ни полоски, ни клочка ткани.

- Анька! - хохотнул Азалекс, быстренько сдвигаясь чуть ниже (чем мне хотелось бы), прижимая меня всем телом, лишая возможности попыток рыпаться, опустился на локти и, взяв мое лицо ладонями, вперился в меня взглядом.

- Азель! Ну хватит уже! Ну не будь гадом! Ну что тебе жалко, что ли? - захныкала я почти по-настоящему, запаниковав, что он вообще прекратит, чем вызвала его недоумение (наверное, отступление в его планы все-таки не входило) и торжество, выигравшего нелегкую битву:

- Попроси, - хриплым от страсти голосом объявил он.

Я неверяще уставилась на парня - вот так «попроси», а я что, по его мнению, до этого делала? К тому же я совершенно определенно чувствовала, что он уже на пределе - тоже мне, герой!

- Азель, я тебя умоляю, ну давай уже не дадим друг другу умереть от недотраха, а? - попробовала отшутиться я, ощущая себя совершенно глупо, но он остался совершенно непреклонен, внимательно вглядываясь в мое лицо, и это непередаваемое выражение темных глаз, в которых я видела свое отражение, смотревших на меня с мольбой, ожиданием чего-то главного, с вожделением... - там столько всего...

Я вдруг поняла, что для него это очень важно, и наплевать, что это... это лишь иллюзия высшего качества, и что ни Риля, ни Азеля больше нет...

И, если Алексу хочется услышать, как я умоляю другого, я не буду отказывать ему в этом «удовольствии». Это на Сандриэля я повелась, почти ничего не соображая, а теперь я все-таки пыталась отделить настоящее от ненастоящего, да и протрезвела уже к этому времени, чтобы думать о последствиях.

Эта мысль мелькнула и пропала, и я снова перед собой видела лишь моего мальчика, того, за кого я отдала свою жизнь, желая, чтобы он жил, пусть и без меня...

Я так же скопировала его действия, взяв его лицо в свои ладони и, глядя в эти глаза, что чернее безлунной ночи, произнесла:

- Азель, пожалуйста, возьми меня... сейчас, прошу...

- Почему? - хрипло произнес он, не разрывая визуального контакта.

- Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты почувствовал, как я тебя люблю, и хочу узнать, как ты умеешь дарить свою любовь. Прошу тебя, чертенок мой ненаглядный....

- Все, что захочешь, родная... все, что пожелаешь, - еле слышно прошептал он, медленно, словно нехотя отпуская мое лицо, и