Кто бы теперь счел ее привлекательной… Так, как считал ее привлекательной Алан? Слезы выступили и потекли по щекам.

Она отвратительна.

Изуродована.

Пария.

И негде искать утешение.

Кира сделала глубокий вздох, стараясь овладеть своими эмоциями. Она скорбела и будет еще скорбеть, но прошлое не изменишь, и нет никакого смысла превращаться в рыдающий комок нервов.

Не все потеряно. Теперь перед ней появился путь, забрезжила, пусть и слабая, надежда. Отведя взгляд от зеркала, Кира взяла висевшее у раковины полотенце, намочила его и им обтерлась, а затем легла в постель и закуталась в одеяло.

Укрывшись с головой, в сумраке, она снова взялась за тренировки. Учила Кроткий Клинок отступать, освобождая небольшой участок тела (на этот раз пальцы левой руки).

По сравнению с первыми опытами Кроткий Клинок вроде бы стал лучше понимать, чего она добивается. От нее требовалось уже не столь непомерное напряжение, и порой борьба вовсе прекращалась, и чужь действовала с ней заодно. Эти моменты придавали Кире отваги, и она еще активнее отдавала приказы.

Кроткий Клинок отполз от ее ногтей с липким звуком, словно отодрали пластырь. На первом суставе каждого пальца эта «перчатка» остановилась, и никакими усилиями Кира не смогла уговорить ее опуститься ниже. Она сдалась.

Еще три раза Кира попросила «скинсьют» освободить ее пальцы, и трижды он повиновался к полному ее удовлетворению. С каждым новым успехом Кира чувствовала, как крепнут нейронные связи между ней и чужью: совместные действия становились все более согласованными.

Она попробовала тот же фокус на других участках тела, и там Кроткий Клинок тоже повиновался ее командам, хотя с одними участками пришлось повозиться дольше, чем с другими. Для полного освобождения от «скинсьюта» понадобилось бы намного больше ментальных сил, чем было у Киры, но это ее не обескураживало. Пока что она налаживала общение с Кротким Клинком, и сама мысль, что освобождение возможно – пусть и в отдаленном будущем, – так ее обнадежила, что Кира, пряча лицо под одеялом, расплылась в идиотской улыбке.

Избавившись от Кроткого Клинка, она не избавилась бы от прочих своих проблем (военные и Лига все равно захотят поместить ее под наблюдение, а без «скинсьюта» она окажется полностью в их власти), но главную проблему это бы решило и дало Кире шанс когда-нибудь – как-нибудь! – вернуться к нормальной жизни.

Она снова велела Кроткому Клинку отступить. Удерживать его границу – все равно что пытаться притиснуть друг к другу магниты одинаковыми полюсами. В какой-то момент внимание Киры привлек звук в другом конце комнаты. Мгновенно тонкий шип выскочил из ее ладони, пронзил одеяло и воткнулся в стол (она чувствовала этот шип так, как чувствовала бы собственный вытянутый палец).

– Черт! – пробормотала Кира.

Кто-нибудь успел это заметить? Она напряглась и заставила Кроткий Клинок втянуть шип обратно. Посмотрела на стол – там осталась длинная царапина.

Когда Кира устала и не могла больше сосредоточиться на опытах с Кротким Клинком, она подошла к столу, пододвинула к себе встроенный монитор, подключила к нему свои линзы и просмотрела файлы, присланные Вишалом.

Впервые ей позволили увидеть результаты тестов. Эти данные ошеломляли.

Материал «скинсьюта» состоял из трех основных компонентов. Первый – наносборщики – отвечал за изменение формы как «скинсьюта», так и окружающих его материалов, однако оставалось непонятным, откуда наносборщики черпают энергию. Второй элемент – древовидные волокна, пронизывающие весь «скинсьют». Казалось, их систематическая активность говорила о том, что ксеноорганизм действует как нейросеть (было трудно определить, живой ли это организм в традиционном смысле слова, но уж точно он не был мертв). А третий элемент – чрезвычайно сложные полимерные молекулы, которые, как выяснил Вишал, были сцеплены практически со всеми наносборщиками и с древовидными волокнами.

Назначение этих молекул оставалось загадкой, как и многое другое в чужи. Они вроде бы не участвовали в формировании или восстановлении «скинсьюта». Судя по длине молекул, они содержали огромное количество потенциальной информации, – по меньшей мере на два порядка больше, чем ДНК человека, – но невозможно было определить, каково назначение этой информации и есть ли оно вообще.

Вполне может быть, подумала Кира, что единственная функция чужи сводится к защите и передаче этих молекул. Но и это мало что объясняло.

С биологической точки зрения такие же отношения существовали у человека с его ДНК, но при этом люди были способны отнюдь не только размножаться.

Кира четыре раза перечитала данные, пока не заучила их наизусть. Вишал был прав: чтобы больше узнать о чужи, потребовалось бы более сложное оборудование, чем то, каким он располагал.

А вдруг энтрописты сумеют помочь?

Эту мысль она отложила на потом. Доберется до станции «Мальперт» – тогда и попросит энтропистов изучить чужь, если решится на это.

Кира вновь включила новости и зарылась в исследования физиологии медуз, спеша наверстать все, что открыли в ее отсутствие. И это тоже кружило голову: геном инопланетян уже позволил сделать немало выводов. Во-первых, они были всеядны, во-вторых, значительные отрезки медузьего аналога ДНК выглядели созданными искусственно – такая чистая нуклеотидная последовательность, без «мусорных» участков, никогда не смогла бы возникнуть естественным образом. И ничто в физиологии медуз не обнаруживало сходства с выявленным Вишалом устройством чужи. Ничто не указывало на общее биологическое наследие. Само по себе это ни о чем не говорило. Кира могла перечислить немало созданных людьми искусственных организмов (в основном одноклеточных), у которых не так-то легко было бы установить химическую связь с земной жизнью. Так что это ничего не значило… но наводило на размышления.

Кира читала до середины дня, потом сбегала в камбуз, заварила челл и прихватила паек из шкафа. Свежую еду из холодильника брать постеснялась: в космосе ею трудно разжиться, и стоит она дорого. Съесть ее без разрешения было бы нарушением этикета, пусть при виде апельсина у нее и потекли слюнки.

Вернувшись к себе в каюту, Кира обнаружила сообщение:

.

Кира сжала губы. Отвечать не хотелось. Состязаться в остроумии с разумом корабля – дурацкая затея, но еще глупее дразнить его.

.

Рискованный, но рассчитанный ход. Если признать свою уязвимость, он – а Грегорович, несомненно, мужчина, – возможно, отвлечется на такой разговор. Имело смысл попробовать.

К ее удивлению, разум корабля не ответил.