На лицо девушки — на вид ей вряд ли больше восемнадцати, а то и того меньше — набежала легкая тень:

— Моя мама умерла родами, а кормилицей была полонянница из Рязани. Выкормив меня, Даша продолжала ухаживать за мной как нянька, заодно выучив и своему языку…

Я только покачал головой:

— Удивительная история… И как же к вам обращаться?

— На языке моего народа мое имя звучит как Дахэжан — но крестили меня Евдокией.

Я удивленно качнул головой — признаться, раньше вопросы веры касогов меня не очень интересовали, и отчего-то мне всегда казалось, что черкесы на Кавказе испокон веков исповедуют ислам:

— Разве ваш народ не Аллаху поклоняется?

И вновь легкая улыбка заиграла на губах Дахэжан-Евдокии:

— Наш народ испокон веков исповедует Ауша Джерыдже — Иисуса Христа, у нас Иисуса Греческого… И в наших епархиях иуаны, то есть епископы, назначаются из Царьграда. Впрочем, фрязины также стараются проповедовать — и теперь в землях адыгэ, особенно у городов латинян, проживает уже немало френккардаши, обратившихся в латинянскую веру и породнившихся с иноземцами… Но вы так и не ответили на мой вопрос — удалось ли вам найти близкого человека?

Мгновение поколебавшись, я отрицательно мотнул головой:

— Увы, нет. Еще два года назад, после поражения мурзы Бегича на Воже, Мамай отомстил, налетев изгоном на Рязанскую землю. Много наших людей татары в полон угнали, иных лишили живота… И пока поганых Мамая не разбили на Куликовом поле, речной путь по Дону к невольничьим рынкам оставался для нас закрыт… Только теперь удалось на стругах пройти.

Глаза Дахэжан потемнели, а голос ее дрогнул:

— Целых два года? Боюсь, за такое время все ваши близкие или сгинули в полоне, или же их выкупили торговые гости фрязей. А значит, теперь они находятся так далеко отсюда, что и представить страшно… Мой старший брат был пленен со своими воями этой весной. Но пока мы смогли узнать, на какой рынок их отправили, пока собрали выкуп и ратников, снарядили ладью… Я уже пятый день хожу по торгу, вглядываясь в лица каждого адыгэ-мужчины, надеясь узнать хоть кого-то из нашего рода. Но не нахожу…

У меня аж сердце сжалось — настолько грустно и безнадежно горянка произнесла последние слова. Оглянувшись по сторонам, словно мог бы именно сейчас помочь ей найти родню, я шумно выдохнул, осознав, насколько это бесполезно — после чего сделал приглашающий жест рукой:

— Может, хоть немного пройдемся по базару? В дальнем конце торга встали мои люди, они продают меха. Могу ли я сделать вам еще один подарок — на память?

Дахэжан покачала головой:

— Как я уже сказала, у нашего народа не принято, чтобы мужчина просто так делал подарки незамужней деве… Но мы можем немного пройтись вместе — все одно у меня больше нет сил ходить среди бедных невольников.

Я согласно кивнул головой… Мы немного прошли вместе прежде, чем я задал очередной вопрос:

— На Руси ваш народ именуют касогами или черкесами… Вы же вот называете своих адыгэ. Но скажите мне, Дахэжан — откуда здесь, на невольничьем торге, так много ваших людей? Ведь Мамай привел черкесов на Куликово поле как союзников, а не как рабов…

Шагая рядом, девушка невесело усмехнулась:

— Горные кланы вблизи моря сумели сохранить свою независимость от орды — и темник действительно нанимал их в свое войско. Иные же вожди и князья привели свои дружины, как данники и слуги татар… Но и свободные, и зависимые адыгэ враждуют между собой, горные кланы не имеют единства — и царя, подобно храброму Тукару! Царя, когда-то сплотившего весь народ на борьбу с погаными и не пустившего врага в сердце гор! Благодаря жертве Тукара, павшего со всем войском, татары не смогли пройти вглубь наших земель — ведь последние его воины устроили обвал, закрывший перевалы…

Мне осталось только восхищенно покачать головой:

— Никогда ранее не слышал этой истории. Но она, пожалуй, даже более славна, чем подвиг спартанского царя Леонида и его дружины в триста воинов! Что же выходит, горцы воюют друг с другом, а захваченных в бою пленников продают в рабство?

Дахэжан лишь согласно кивнула, не проронив при этом ни слова. Как видно, больная тема… И тут-то до меня дошло:

— Выходит, ваш брат также был пленен кем-то из адыгэ?

Девушка вновь кивнула — но мгновением спустя последовало и пояснение:

— Причин вражды может быть сколько угодно — кровная месть или похищение дочерей, коему воспротивились отцы. Угнанная овца или же спорная яблоня на границе наших земель… В горах кровь легко льется из-за людской жадности, зависти или гордости. И уже неважно, сколь мал или значим был повод вражды — она практически всегда кончается бранью. Сечей, засадами, подлыми нападениями на охоте…

На мгновение прервавшись, черкешенка с ненаигранной горечью в голосе продолжила:

— Именно на охоте был убит мой отец… А брат и его верные нукеры — пленены. Теперь же Абат — князь рода, совершившего эту подлость — желает подчинить себе наших воинов, забрать себе наши земли… Я — второй и последний ребенок своего отца, его наследница в отсутствии брата. И если я не найду Екежа в Азаке — или хотя бы не узнаю, куда его увезли, мне придется подчиниться воле убийцы моего отца… Стать женой его сына. Иначе он придет — и уже силой возьмет все, что только пожелает! Ведь после подлого нападения у нас осталось слишком мало воинов — а теперь еще и очень мало времени. Срок, данный мне Абатом на ответ, истекает в конце следующей седьмицы…

Мне осталось лишь только сокрушенно покачать головой — но одновременно с тем в рассказе Дахэжан я заметил явные несостыковки. Немного подумав, я все же решился уточнить:

— Скажи, Дахэжан — а откуда вам стало известно, что Абат продал вашего брата Екежа и его воинов именно в Азак?

Горянка с легким удивлением посмотрела на меня, после чего уточнила, пожав плечами:

— Серебро развязывает