– Лана… я…

– Да, да, все ясно. Ты просто не хочешь меня. – Она кокетливо посмотрела на него.

Не хочет? Что за шутки?

Она присела на его кровать. Ему захотелось броситься на нее и овладеть ею, но он, сам не зная почему, медлил.

– Да, я совсем забыла. Ты же герцог, и кто я по сравнению с тобой? – Лана, прибегнув к испытанному средству, кокетливо взмахнула ресницами.

– Лана, ты же прекрасно знаешь, насколько ты желанна для меня. Только я пытаюсь себя сдерживать.

– Зачем? Неужели из-за этого глупого проклятия?

– Оно вовсе не глупое, но не это главное. Ты – девушка.

Его сбивчивое объяснение удивило ее. Она вопросительно взглянула на него.

– Я думаю… мне хочется… чтобы ты сама осознанно сделала свой выбор. Понимаешь, не я, а ты. – Лахлан сам не понимал, что плетет.

– Ты все-таки хочешь меня? – Она намеренно подняла подол ночной рубашки, провоцируя его.

– И ты еще спрашиваешь?

Лана протянула к нему руки, словно призывая к себе. Это был неповторимый миг его жизни. Проживи он еще хоть сто лет, хоть тридцать, он никогда его не забудет.

– Тогда иди ко мне, дурачок. Иди.

Ему не надо было это повторять сто раз. Лахлан устремился к ней, на ходу срывая с себя одежду и швыряя ее на пол.

Когда он оказался совсем рядом, его поразил ее пристальный взгляд, устремленный чуть ниже его пояса. Лахлан остановился как вкопанный, он едва не забыл о том, что Лана была девственницей и ему следовало действовать не столь быстро и энергично.

Он просто ошалел от радости, стремясь к желанной цели, тогда как ему следовало быть благоразумнее, чтобы не напугать ее, чтобы все не испортить своей поспешностью и любовной яростью.

Но Лана не была напугана, отнюдь, она смотрела на него как зачарованная. Раньше их встречи проходили ночью, в полной темноте, поэтому кое-что ей не удавалось рассмотреть. Зато сейчас она походила на любопытного котенка, разглядывающего мир большими наивными глазами. Она даже наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть его поднятый меч, а затем ласково провела по нему пальцем по всей длине. Лахлан задрожал и от внезапной слабости чуть было не упал на колени. Она была невинной, поэтому по-детски наивной и доверчивой, что делало ее в тысячу раз милее и привлекательнее.

– Лана… – Он едва не задыхался от нахлынувшего возбуждения.

– Я поступила не совсем честно, да? – опомнилась она, видя, в каком взволнованном состоянии он находится.

Нет, конечно, нет, упрекать ее в бесчестном поведении было бы глупо и несправедливо. Для него было мучительнее другое – видеть на ней ночную рубашку, закрывавшую ее тело.

– Ты в рубашке, тогда как на мне ничего нет.

Она тут же встала и без всякого стеснения, свободно сняла ее и грациозным движением отбросила в сторону.

Лахлан остолбенел. По его телу прокатилась новая волна возбуждения, а во рту пересохло.

Лана стояла перед ним полностью обнаженная, удивительно прекрасная, пленительная в своей девичьей красе…

На ее коже отражались отсветы догорающего в камине огня, и она вся как бы мерцала в неярком потухающем свете. Густые роскошные волосы водопадом сбегали по ее плечам, спине и груди.

Лахлан смотрел как зачарованный, не в силах оторвать от нее глаз. Он мог бы любоваться ею и любоваться, но проснувшийся в нем инстинкт требовал удовлетворения. Ему не терпелось на нее наброситься, схватить, кинуть на постель и овладеть ею. Он уже ничего не соображал, он застыл у последней черты, не в силах дышать, говорить, действовать. Он совсем потерялся…

Заметив его растерянность, Лана взяла его за руку и тихо увлекла за собой к кровати.

Это сразу его ободрило и подтолкнуло вперед, выведя из состояния неуверенности. Она разрешала ему, сама разрешала то, о чем он ее просил. В нем вдруг все вспыхнуло, колебания были отброшены прочь, теперь Лахлан знал, что ему надо делать.

Чтобы снять сковывавшее его волнение, он крепко-крепко прижал ее к себе. Они оба буквально вжались друг в друга, сгорая от охватившего их нетерпения.

– Я буду нежен с тобой, – хрипло произнес Лахлан.

Лана улыбнулась. Ей показалось, что нежность сейчас не совсем уместна. Она сама настолько сильно впилась пальцами в его кожу, что на ней наверняка должны были остаться легкие царапины.

– Шотландцы не отличаются особой нежностью, – привстав на цыпочки, жарко прошептала она ему на ухо.

Лахлан вдруг ощутил крылья за спиной. Все, что его раньше тяготило и связывало, отлетело прочь. Сидевший в нем уравновешенный благоразумный англичанин окончательно исчез, уступив место грозному и неистовому шотландскому воину.

Зарычав, он подхватил ее на руки и, донеся до кровати, бросил на постель. Лана вскрикнула, но не от испуга или страха, это был крик вожделения. Ее желание наконец исполнилось.

Лахлан упал на нее, придавив всем телом. Ему хотелось взять ее сразу, не медля ни секунды. Но усилием воли он заставил себя чуть повременить.

Это был ее первый опыт, и он решил на деле показать, на что он способен. Он собирался свести ее с ума, доставить ей райское наслаждение, заставить ее кричать от восторга, избытка чувств и блаженства.

В первый миг Лахлан даже слегка растерялся, не зная с чего ему начать. Если это их первая и последняя ночь, то пусть она останется в памяти надолго, может быть, на всю жизнь. Хотя Лана извивалась под ним, гладила руками, молила не медлить, он не торопился. Сперва он принялся ласкать ее упругие, с розовыми сосками груди. Он попеременно целовал то одну, то другую. Это постепенно сводило их обоих с ума.

Страсти накалялись, но Лахлан все еще держал себя в руках. Лана то стонала, то шептала его имя, то молила, чтобы он действовал быстрее, тогда как он, полный решимости довести ее до экстаза, делал все не спеша.

От грудей он перешел к ее чудесному мягкому животу. Он словно открывал для себя ее тело, полное загадок и неизъяснимой прелести. Насладившись ее животом, он сполз еще ниже, опустив голову прямо между ее ног. Лана послушно их раздвинула. Лахлан чуть приподнялся и похотливо посмотрел на нее, но и в ее взгляде уже не было ничего невинного, в ее глазах светилось неуемное жаркое вожделение. Он принялся лизать плоть между ее ног. Девушка застонала, завыла дико, утробно и судорожно обхватила его голову бедрами, прижимая его к себе и совершенно не собираясь отпускать.

Лахлан знал, насколько совершенны подобные ласки, и продолжал их с удвоенным пылом. То, что вырывалось из ее горла, уже нельзя было назвать ни стоном, ни криком, ни воем, это уже был чистой воды рвущийся наружу экстаз, и его чуткое ухо сразу уловило новую тональность. Если у него и оставались еще какие-то сомнения, то ее жадные пальцы, вцепившиеся ему в волосы, лучше всяких слов говорили о близости последнего момента. Стремясь усилить эффект, Лахлан принялся помогать себе пальцами, просунув их внутрь. Он тоже почти ничего не соображал. Он походил на взбесившегося от любовного нетерпения жеребца, покрывающего кобылу. В нем проснулся дикарь, и это новое для него состояние было не менее восхитительным, чем сама любовная схватка с этой чудесной, удивительной девушкой, которая уже вся тряслась от возбуждения.